Лунный камень

Рядышком, в сумерках летнего вечера, оба мы, сыщик и я, отправились к Зыбучим пескам.

Глава 15

Кафф молчал, погруженный в свои думы, пока мы не вышли в сосновую аллею. Тут он очнулся, как человек, принявший решение, и опять заговорил со мной.

– Мистер Беттередж, – сказал он, – так как вы сделали мне честь и впряглись, как говорится, со мной в одну упряжку и так как я думаю, что вы можете быть мне полезны еще до истечения нынешнего вечера, – я не вижу никакой надобности мистифицировать друг друга и намерен со своей стороны подать вам пример откровенности.

Вы решили не сообщать мне никаких сведений, которые могли бы повредить Розанне Спирман, потому что с вами она вела себя хорошо и потому что вам искренно жаль ее.

Эти гуманные побуждения делают вам большую честь, но в данном случае они совершенно бесполезны. Розанне

Спирман не грозит никакая опасность, даже если я обвиню ее как соучастницу в пропаже алмаза, на основании улик, которые так же очевидны для меня, как нос на вашем лице.

– Вы хотите сказать, что миледи не станет преследовать ее судебным порядком? – спросил я.

– Я хочу сказать, что миледи не сможет преследовать ее, – ответил сыщик. – Розанна Спирман – не более как орудие в руках другого лица, и ради этого другого лица

Розанна Спирман будет пощажена.

Он говорил серьезно, в этом нельзя было сомневаться.

Однако в душе моей шевельнулось что-то недоброе против него.

– Не можете ли вы назвать это другое лицо? – спросил я.

– Не можете ли вы

, мистер Беттередж?

– Нет.

Сыщик Кафф все стоял неподвижно и смотрел на меня с меланхолическим участием.

– Мне всегда приятно обращаться нежно с людскими слабостями, – сказал он. – А в настоящую минуту я испытываю прямо нежность к вам, мистер Беттередж. А вы, по той же прекрасной причине, чувствуете особенную нежность к Розанне Спирман, не правда ли? Скажите, не сшила ли она себе недавно новое белье?

К чему он так неожиданно ввернул этот странный вопрос, я никак не мог догадаться. Но, не видя, чем правда могла бы повредить Розанне, я ответил, что девушка поступила к нам с очень скудным запасом белья и что миледи в вознаграждение за ее хорошее поведение (я сделал ударение на последних словах) подарила ей новое белье недели две тому назад.

– Как жалок этот свет! – сказал сыщик. – Человеческая жизнь есть нечто вроде мишени, в которую несчастье стреляет беспрестанно и всегда попадает в цель. Если б не этот новый запас белья, мы легко нашли бы новую кофту или юбку в вещах Розанны и уличили бы ее таким образом.

Вы следите за моей мыслью, не так ли? Вы сами допрашивали служанок и знаете, какие открытия сделали две из них у двери Розанны. Наверно, вы знаете, чем занималась вчера девушка, после того как она занемогла? Вы не можете догадаться? О боже мой! Это так же ясно, как полоса света вон там за деревьями. В одиннадцать часов в четверг утром инспектор Сигрэв (это скопление человеческих слабостей) указывает всем женщинам пятно на двери. У

Розанны есть основание бояться за свои собственные вещи; она пользуется первым удобным случаем, чтобы уйти в свою комнату, находит пятно на своей кофточке или юбке, или все равно на чем, притворяется больною, пробирается в город, покупает материал для новой юбки или кофты, шьет ее одна в своей комнате в четверг ночью, разводит огонь

(не для того, чтоб сжечь: две ее подруги подсматривают у дверей, и она знает, что запах гари ее выдаст, да ей и некуда деть кучу пепла), – разводит огонь, говорю я, чтобы выстирать, высушить и выгладить подмененную юбку, а запачканную скрывает (вероятно, на себе) и вот сейчас, в эту самую минуту, старается уничтожить ее где-нибудь в удобном местечке на этом уединенном берегу перед нами.

Я видел сегодня вечером, как она зашла в рыбачьей деревне в одну хижину, куда, может быть, и мы с вами заглянем до возвращения домой. Она оставалась в этой хижине некоторое время и вышла оттуда (как мне показалось) с чем-то спрятанным под плащом. Плащ на женщине – эмблема милосердия – прикрывает множество грехов. Я видел, как она отправилась к северу вдоль берега, когда вышла из хижины. Неужели ваш морской берег считается таким живописным, мистер Беттередж?

Я ответил «да» так коротко, как только мог.