Фрэнклин непременно захочет уехать от нас вечерним поездом. Появление на лестнице сперва багажа, а вслед за ним и самого мистера Фрэнклина показало мне довольно ясно, что он первый раз в жизни твердо держится принятого решения.
– Итак, вы непременно решили ехать, сэр, – сказал я, когда мы с ним встретились в холле. – Почему бы не подождать денька два и не дать мисс Рэчел возможность одуматься?
Заграничный лоск, по-видимому, совершенно сошел с мистера Фрэнклина в минуту, когда пришло время сказать «прощай». Вместо ответа он подал мне письмо, которое миледи написала ему. Большая часть письма содержала то, что уже было сказано ею в письме, полученном много. Но в конце была приписка о мисс Рэчел, которая объяснит намерения мистера Фрэнклина, если не объяснит ничего другого.
«Вы удивляетесь, наверное, – писала миледи, – что я позволяю дочери оставлять меня в совершенном неведении. Пропал алмаз ценою в двадцать тысяч фунтов, и я должна предполагать, что пропажа его не составляет никакой тайны для Рэчел; что какое-то непонятное обязательство молчания наложено на нее каким-то человеком или какими-то людьми, совершенно неизвестными мне, имевшими в виду какую-то цель, которую я не могу даже угадать. Объяснимо ли, что я позволяю шутить со мною таким образом? Вполне объяснимо при настоящем состоянии Рэчел. Она в таком нервном возбуждении, что на нее жалко смотреть. Я не смею снова поднимать вопрос о
Лунном камне до тех пор, пока время не успокоит ее хоть немного. Вот почему я, не колеблясь, отпустила сыщика.
Тайна, сбивающая с толку нас, сбивает с толку и его. В
этом деле посторонний не может нам помочь. Одно имя его сводит с ума Рэчел.
Мои планы на будущее время обдуманы настолько хорошо, насколько это возможно. Я намерена отвезти
Рэчел в Лондон, – отчасти для того, чтобы успокоить ее переменой места, отчасти для того, чтобы попробовать, что можно будет сделать, посоветовавшись с лучшими врачами. Уместно ли мне просить вас встретиться с нами в
Лондоне? Любезный Фрэнклин, вы должны со своей стороны проявить терпение, подобное моему, и ждать, как буду ждать я, более удобного времени. Драгоценная помощь, которую вы оказали следствию, все еще кажется непростительной обидой для Рэчел в теперешнем ее душевном состоянии. Действуя в этом деле вслепую, вы только увеличили ее мучения, так как помогали открытию ее тайны. Я не могу извинить злобу, с какой она обвиняет вас за печальные последствия, которых ни вы, ни я не могли вообразить или предвидеть. С Рэчел говорить нельзя
– ее можно только жалеть. С огорчением должна сказать, что пока вам и Рэчел лучше разойтись. Единственный совет, который я могу предложить вам, это – дать ей время одуматься».
Я возвратил обратно письмо, искренно жалея мистера
Фрэнклина, потому что знал, как он любит барышню, и видел, что слова ее матери уязвили его сердце.
– Вы знаете пословицу, сэр, – вот все, что я ему сказал. –
Когда дело дойдет до худшего, оно начнет изменяться к лучшему. Дела у нас не могут находиться в худшем состоянии, мистер Фрэнклин, чем они находятся сейчас.
Мистер Фрэнклин сложил письмо тетки, по-видимому не очень утешенный замечанием, которое я осмелился сделать ему.
– Когда я приехал сюда из Лондона с этим ужасным алмазом, – сказал он, – я не думал, чтобы в Англии была семья, счастливее этой. Посмотрите теперь на эту семью!
Она разбросана, разъединена, самый воздух этого дома отравлен тайнами и подозрениями. Помните вы то утро на
Зыбучих песках, когда мы разговаривали о моем дяде
Гернкастле и его подарке ко дню рождения? Лунный камень послужил орудием мщения полковника, Беттередж, да так, как даже сам полковник не мог вообразить!
С этими словами он пожал мне руку и пошел к кабриолету.
Я проводил его по лестнице. Прискорбно было видеть, что он оставляет таким образом старый дом, где провел самые счастливые годы своей жизни.
Пенелопа (чрезвычайно расстроенная всем, что случилось в доме) пришла вся в слезах проститься с мистером
Фрэнклином. Он поцеловал ее. Я махнул рукой, как бы говоря: «На доброе здоровье, сэр». Некоторые из служанок поглядывали на него из-за угла. Он был одним из тех мужчин, которые нравятся всем женщинам. В последнюю минуту я остановил кабриолет и попросил у мистера
Фрэнклина, как милости, чтобы он уведомил нас о себе письмом. Он, кажется, не обратил внимания на мои слова, –
он осматривался вокруг, глядя то на один предмет, то на другой, как бы прощаясь со старым домом и садом.
– Скажите нам, куда вы отправляетесь, сэр? – спросил я, держась за кабриолет и стараясь узнать его будущие планы.
Мистер Фрэнклин внезапно надвинул шляпу на самые брови.
– Куда я отправляюсь? – повторил он мои слова. – Я
отправляюсь к черту!
Пони вздрогнул при этих словах, как если б почувствовал христианское отвращение к ним.
– Господь с вами, сэр, отправляйтесь туда, где вам посчастливится! – вот все, что я успел сказать, прежде чем он скрылся из глаз.
Приятный, милый джентльмен! При всех его недостатках и сумасбродствах, милый и приятный джентльмен!
Ом оставил за собою печальную пустоту, когда уехал из дома миледи.