Лунный камень

Розанной мисс Вериндер. Я не отрицаю, что меры, предлагаемые мною, будут стоить денег и потребуют много времени. Но результат их несомненен. Мы очертим кольцо вокруг Лунного камня и будем суживать это кольцо все более и более, до тех пор, пока не найдем Лунный камень в руках мисс Вериндер, если только она вздумает оставить его при себе. Если же долги ее не терпят отлагательства и она решится продать его, у нас будет человек, который захватит Лунный камень тотчас по прибытии его в Лондон.

Слышать, как родная ее дочь становится предметом подобного предложения, было для моей госпожи настолько невыносимо, что она впервые заговорила гневно:

– Считайте, что ваше предложение отвергнуто совершенно, и объясните другой ваш способ довести следствие до конца.

– Другой мой способ, – продолжал сыщик так же непринужденно, как раньше, – состоит в том, чтобы произвести один смелый опыт. Мне кажется, я составил себе довольно правильное понятие о характере мисс Вериндер.

Она вполне способна – по моему мнению – на смелый обман. Но она слишком горячего и вспыльчивого нрава и не привыкла к обманам, поэтому не умеет лицемерно вести себя и сдерживаться, когда есть поводы к раздражению. Ее чувства все это время неоднократно выходили из-под ее контроля, в то время как ее интересы требовали скрывать их. На эту-то особенность ее характера я и предлагаю воздействовать. Я хочу неожиданно нанести ей сильное потрясение при обстоятельствах, которые живо заденут ее.

Проще говоря, я хочу сообщить внезапно мисс Вериндер о смерти Розанны, в надежде, что лучшие ее чувства заставят ее откровенно во всем сознаться. Принимает ли миледи этот способ?

Госпожа моя удивила меня выше всякой меры. Она тотчас ответила:

– Да, принимаю.

– Кабриолет подан, – сказал сыщик, – позвольте вам пожелать, миледи, всего доброго.

Миледи подняла руку и остановила его в дверях.

– Лучшие чувства моей дочери будут испытаны, как вы предлагаете, – проговорила она, – но я, как мать, требую права произвести это испытание лично. Оставайтесь здесь, а во Фризинголл поеду я сама.

Раз в жизни знаменитый Кафф онемел от изумления, как самый обыкновенный человек.

Госпожа моя позвонила в колокольчик и приказала подать ей непромокаемое пальто. Дождь все еще лил, а карета, как вам известно, повезла мисс Рэчел во Фризинголл. Я старался уговорить свою госпожу не подвергать себя суровости погоды. Совершенно бесполезно! Я просил позволения ехать с нею и держать над нею зонтик. Она не захотела и слышать об этом. Подъехал кабриолет с грумом.

– Вы можете положиться на две вещи, – сказала она сыщику Каффу в передней. – Я проделаю этот опыт с мисс

Вериндер так же смело, как вы могли бы сделать его сами.

И я сообщу вам результат, или устно, или письменно, прежде чем последний поезд отправится сегодня в Лондон.

С этими словами она села в кабриолет и, взяв вожжи, поехала во Фризинголл.

Глава 22

Когда госпожа моя покинула нас, у меня нашлось время для сыщика Каффа.

Я застал его сидящим в уютном уголке в нижней зале.

Он просматривал свою записную книжку и злобно кривил углы губ.

– Справляетесь о нашем деле? – спросил я.

– Нет, – ответил сыщик, – справляюсь, каким делом я должен заняться после этого.

– О! – воскликнул я. – Стало быть, вы считаете, что у нас все уже кончено?

– Я считаю, – ответил сыщик Кафф, – что леди Вериндер одна из умнейших женщин в Англии. Считаю также, что на розу приятнее смотреть, чем на алмаз. Где садовник, мистер Беттередж?

Нельзя было добиться от него ни слова более о Лунном камне. Он потерял уже всякий интерес к своему следствию и непременно хотел отыскать садовника. Через час я услышал, как они спорили в оранжерее, и предметом их спора опять был шиповник.

Между тем я должен был узнать, не переменил ли мистер Фрэнклин своего намерения уехать от нас на послеполуденном поезде. Расспросив меня о совещании в комнате миледи и узнав, чем оно кончилось, мистер Фрэнклин тотчас решил дождаться от нее известий из Фризинголла.

Это естественное изменение в его планах, не грозившее людям ничем особенным, мистеру Фрэнклину было не на пользу. Оно оставляло его в праздности и нерешимости, и, таким образом, все иностранные стороны его характера повыскакивали наружу, как крысы из мешка.

То итальянцем, то немцем, то французом поочередно вбегал он в разные комнаты дома и тотчас же выбегал из них, ни о чем другом не говоря, кроме как об обращении с ним мисс Рэчел, а слушать-то его было некому, кроме меня.

Например, я нашел его в библиотеке, сидящим над картой современной Италии; видимо, он не находил другого способа отвлечься от своих огорчений, кроме постоянных разговоров о них.

– У меня было несколько похвальных стремлений, Беттередж, но что я теперь должен делать с ними? Во мне дремлет множество хороших качеств, – но только Рэчел могла бы помочь мне вызвать их наружу!

Кабриолет вернулся на полчаса ранее, чем я ожидал.

Миледи решила остаться пока в доме своей сестры. Грум привез два письма от моей госпожи – одно к мистеру

Фрэнклину, другое ко мне.

Письмо, адресованное мистеру Фрэнклину, я отправил к нему в библиотеку.