Едва лишь упоминание об алмазе сорвалось с ее губ, я увидела перемену в моем чудном друге. Лицо его потемнело. Его покинула присущая ему мягкость в обращении, составлявшая одну из главных его прелестей. Ответ его был преисполнен благородного негодования.
– Они говорят это! – воскликнул он. – Есть люди, не останавливающиеся перед тем, чтобы обвинить мистера
Люкера в обмане во имя каких-то частных личных интересов. Он снова и снова торжественно клянется в ответ на клевету, что никогда в жизни даже и не слышал о Лунном камне. А эти низкие люди отвечают, – без тени каких-либо доказательств, – что у него есть причины быть скрытным.
Мы отказываемся верить его клятве! Стыд и позор!
Пока он говорил, Рэчел глядела на него как-то странно,
– не берусь описать, до чего странно. Когда он кончил, она сказала:
– Если принять во внимание, что мистер Люкер едва вам знаком, вы что-то уж очень горячо ратуете за его интересы, Годфри.
Мой талантливый друг дал ей один из самых истинно-евангельских ответов, какие я когда-либо в жизни слышала:
– Надеюсь, Рэчел, я горячо ратую за интересы каждого притесняемого человека.
Тон, каким были сказаны эти слова, мог бы растопить камень. Но – о, друзья мои! – что такое твердость камня?
Ничто перед твердостью необращенного сердца человеческого! Она фыркнула. Я краснею, вспоминая это: фыркнула ему в лицо.
– Приберегите ваши благородные фразы для женского комитета, Годфри. Я убеждена, что скандал, коснувшийся
Люкера, не пощадил и вас.
Даже оцепенение тетушки прошло при этих словах.
– Рэчел, дорогая, – вступилась она, – вы не имеете права так говорить!
– Я не имею в виду ничего плохого, мама, я говорю это с добрыми намерениями. Потерпите еще минутку, и вы увидите.
Она опять взглянула на мистера Годфри с выражением, похожим на внезапную жалость. Она зашла так далеко, так несовместимо с женским достоинством, что позволила себе взять его за руку.
– Я уверена, что догадываюсь о причине вашего нежелания говорить на эту тему с моей матерью и со мной.
Несчастная случайность соединила ваше имя в глазах людей с именем мистера Люкера. Вы рассказали мне о скандальных слухах, которые ходят про него. Скажите мне, какие скандальные слухи ходят про вас?
Даже в эту минуту милый мистер Годфри, всегда готовый отвечать добром на зло, попытался пощадить ее.
– Не спрашивайте меня! – сказал он. – Лучше позабудем об этом, Рэчел, право же, лучше!
– Я хочу это знать! – вскричала она яростно, во всю мощь своего голоса.
– Ответьте ей, Годфри, – вмешалась тетушка, – ничто так не повредит ей сейчас, как ваше молчание.
Красивые глаза мистера Годфри наполнились слезами.
Он устремил на нее последний умоляющий взгляд и произнес наконец роковые слова:
– Если вы хотите знать, Рэчел, слух идет, что Лунный камень в закладе у мистера Люкера и что я – тот человек, кто заложил его.
Она вскочила на ноги со стоном. Она попеременно глядела то на тетушку, то на мистера Годфри с таким безумным видом, что я, право же, подумала: уж не сошла ли она с ума?
– Не говорите со мной! Не дотрагивайтесь до меня! –
воскликнула она, отшатываясь от нас всех, словно загнанный зверь, в дальний угол комнаты. – Это моя вина! Я
должна исправить ее! Я принесла в жертву себя – это мое право. Но видеть, как гибнет невинный человек, хранить тайну, разрушая ему жизнь? О господи! Это слишком ужасно! Я не могу этого вынести!
Тетушка приподнялась со стула и вдруг снова села. Она окликнула меня слабым голосом, указав на флакон в своей рабочей корзинке.
– Скорей, – шепнула она, – шесть капель с водой. Чтобы
Рэчел не заметила!
При других обстоятельствах я нашла бы это странным.
Но сейчас не было времени думать, – нужно было дать лекарство. Милый мистер Годфри бессознательно помог мне скрыть это от Рэчел, говоря ей на другом конце комнаты сдержанным голосом:
– Право же, право же, вы преувеличиваете, – услышала я его слова. – Моя репутация слишком безупречна, для того чтоб ее могла погубить такая мимолетная клевета. Все это позабудется через неделю. Перестанем говорить об этом.
Она осталась совершенно нечувствительна даже к такому великодушию. Она вела себя все хуже и хуже.
– Я должна и хочу пресечь эту клевету, – сказала она. –
Мама, послушайте, что я скажу. Мисс Клак, послушайте, что я скажу. Я знаю руку, взявшую Лунный камень. Я знаю,
– она сделала сильное ударение на этих словах; она топнула ногою в ярости, овладевшей ею, – я знаю, что Годфри
Эблуайт невиновен! Ведите меня к судье, Годфри! Ведите меня к судье, и я присягну в этом!
Тетушка схватила меня за руку и шепнула:
– Загородите меня от них минуты на две. Не допускайте, чтобы Рэчел увидела меня.
Синеватый оттенок, проступивший на лице ее, ужаснул меня. Она увидела, что я испугалась.
– Капли поправят дело минуты через две, – шепнула она и, закрыв глаза, стала ждать их действия.
Покуда это продолжалось, я слышала, как милый мистер Годфри кротко возражал:
– Ваше имя не должно быть связано с такими делами.
Ваша репутация, возлюбленная Рэчел, слишком чиста и слишком священна для того, чтобы с нею можно было шутить!