Лунный камень

— Первые сведения о пропаже алмаза я получил от инспектора Сигрэва. Он убедил меня, что совершенно не способен расследовать это дело. Единственное, что показалось мне в его словах достойным внимания, — это упоминание о том, что мисс Вериндер отказалась отвечать на его вопросы и говорила с ним с непонятной грубостью и презрением. Это было странно, но я приписал это какой-нибудь неловкости инспектора, быть может оскорбившей молодую девушку. Удержав это в памяти, я занялся делом один. Исследования мои кончились, как вам известно, открытием пятна на двери; из показаний мистера Фрэнклина Блэка ясно, что это пятно и пропажа алмаза — звенья одной и той же цепи. До сих пор я подозревал, — впрочем, очень неопределенно, — что, может быть, Лунный камень и был украден и что кто-нибудь из слуг окажется вором. Очень хорошо. Что же случилось на данном этапе следствия? Мисс Вериндер вдруг вышла из своей комнаты и заговорила со мной. Я заметил три подозрительных обстоятельства: она все еще невероятно взволнована, хотя после пропажи алмаза прошло более суток; она обращается со мной так же грубо, как и с инспектором Сигрэвом; и она ужасно сердится на мистера Фрэнклина Блэка. Прекрасно. Вот, говорю я себе, молодая девушка, лишившаяся редкой драгоценности; молодая девушка, как говорят мне мои глаза и уши, очень вспыльчивая и несдержанная. При настоящем положении вещей и обладая таким характером, что же она делает? Она выказывает непонятную вражду к мистеру Блэку, к инспектору и ко мне — другими словами, именно к тем трем лицам, которые все, разными способами, стараются помочь ей отыскать ее пропавшую вещь. Доведя мое следствие до этой точки, миледи, я тогда, и только тогда, обратился к своей опытности. Эта опытность объяснила поведение мисс Вериндер, казавшееся иначе совершенно непонятным. Эта опытность заставила меня причислить ее к тем другим молодым девушкам, которых я знал. Эта опытность подсказала мне, что она имеет долги, в которых не смеет признаться и которые во что бы то ни стало должны быть уплачены. И я не могу не спросить себя: не значит ли пропажа алмаза только то, что он пойдет на уплату этих долгов?

Вот заключение, которое моя опытность выводит из простых фактов. Что может возразить против этого ваша опытность, миледи?

— Только то, что я вам уже сказала, — ответила моя госпожа. — Обстоятельства обманывают вас.

Сыщик Кафф продолжал:

— Справедливо было мое заключение или нет, миледи, я должен был прежде всего проверить его. Я предложил вам, миледи, осмотреть всю одежду в доме. Это было единственным способом найти там платье, которое, по всей вероятности, оставило пятно на двери, и это было единственным способом проверить мое заключение. Что же из этого вышло? Вы, миледи, согласились на это. Мистер Блэк согласился, мистер Эблуайт согласился. Только одна мисс Вериндер остановила следствие, отказавшись наотрез. Этот результат доказал мне, что мои подозрения справедливы. Если вы и мистер Беттередж все-таки не хотите согласиться со мной, вы должны быть слепы к тому, что произошло перед вами сегодня. В вашем присутствии я громко сказал молодой девушке, что ее отъезд — при настоящем положении дела — может помешать мне отыскать ее алмаз. Вы видели сами, как она приказала кучеру ехать, несмотря на мое заявление. Вы сами видели, что в благодарность за то, что мистер Блэк сделал более всех других, для того чтобы помочь мне разрешить загадку, она публично оскорбила мистера Блэка на лестнице дома своей матери. Что это значит? Если мисс Вериндер не причастна к пропаже алмаза, то — что это значит?

Он взглянул на меня. Было ужасно слушать, как он, одно за другим, нанизывает доказательства против мисс Рэчел, и сознавать, что тебе, при всем страстном желании защитить ее, нечего ему возразить. Я, благодарение богу, стою выше доводов рассудка. Это помогло мне твердо удержаться на точке зрения миледи. Это помогло мне спокойно выдержать взгляд мистера Каффа. Воспользуйтесь, читатель, умоляю вас, моим примером! Это спасет вас от многих неприятностей. Воспитывайте в себе превосходство над доводами рассудка — и вы увидите, как непоколебимы вы будете перед усилиями других людей лишить вас спокойствия духа ради вашего собственного добра!

Видя, что и я и моя госпожа молчим, сыщик Кафф продолжал (боже, как бесило меня, что он совсем не смутился нашим молчанием):