Лупетта

Я не могу оставаться в палате, когда Виталику делают пункцию. И не потому, что он орет во всю глотку, нет. Виталик — зверушка терпеливая. Смеется: после трансплантации мне любая инквизиция нипочем. Когда перед пересадкой мозгов айболиты жесткую химию впендюрили, неделю скакал на кровати, как Бубка на батуте. Говорили, терпи, мересьев, пока полная ремиссия не наступит, мозги пересаживать не будем. Ну я и терпел, как не терпеть, когда квартиру продал, чтобы на операцию накопить, не в отказку же теперь идти? А что пункция, пункция по сравнению с этим пшик. Да, Виталик умеет терпеть, не поспоришь, одна беда: он зубами от боли скрипит. Уж лучше бы орал, честное слово. Вроде бы и негромко, но от этого скрежета мне как-то не по себе становится. Такое неприятное чувство... Что называется, пробирает до мозга костей.

В коридоре почти никого нет. Пахнет мокрой тряпкой и тушеной капустой. На облезлом кресле перед ординаторской сидит скучающий посетитель. В больничном интерьере он выглядит, мягко говоря, чужаком. Словно сошел с рекламы мужского парфюма... как там, «Лакост», кажется? Такой накачанный, загорелый до безобразия мускусный самец с вечной щетиной на щеках и столь же вечной жвачкой за ними. Само воплощение бьющего через край жизнелюбия. Развалился, ногу на ногу закинул и пожевывает себе как ни в чем не бывало. На коленях кричащий пакет с пальмами и аршинными буквами BARSELONA. Можно подумать, он не в гематологию пришел, а в пивной бар какой-то. Интересно, кто у него здесь? Девушка? Не похоже. Была бы девушка, он бы хоть как-то демонстрировал свое волнение, ерзал там, я не знаю, дергался, а не чавкал, как верблюд. Кто-то из родителей? Навряд ли. Он же не совсем бессердечный? После шестидесяти шансов почти не остается, и если ты не совсем даун, сразу поймешь, что для твоих предков само попадание сюда — уже приговор.

Знакомые шаги. Похоже, Рудольфовна. Надо сказать ей, что у меня от скобки катетера какое-то раздражение по плечу пошло. Все красное и зудит, будто крапивой до утра хлестали. Здравствуйте, Екатерина Ру... Подожду, конечно подожду. Ничего себе. Обнялась с ним, как с родным. А теперь ругается за дверью кабинета. Может, племянник? Кем бы он ей ни приходился, вопрос снят. Никто у него здесь не лежит, поэтому и выглядит так не по-посетительски. И чего я к нему прицепился? Это все от зависти. И от преднизолона. Надо пойти чаю с травками попить, а то скоро совсем в желчного брюзгу превращусь... Уже уходит? Быстро. Екатерина Рудольфовна, можно? Заходи-заходи, ну что там у тебя, снова с катетером беда?

Она мне рассказала. Рассказала, хотя я ни о чем не спрашивал. Никакой он не родственник. Не родственник и не посетитель, а пациент. Бывший. Лимфосаркома. Химия. Рецидивы. Пересадка. Но уже шесть лет как ремиссия вопреки всем прогнозам. Он сюда прямо из Испании. Загорел, дурилка, до черноты, хотя я ему запретила загорать. Чуть оплеуху со злости не вкатила. Ну разве так можно, скажи? Забыл, как мы его с того света вытаскивали. Навез мне тут подарков из Барселоны. А я ему: мне не подарки твои нужны, дурилка, я хочу, чтоб у тебя нового рецидива не было!

Я снова в палате. Скобку на катетере заменили. Виталик давно очухался после пункции и заснул. А в себя так и не пришел. Такое неприятное чувство... Что называется, пробирает до мозга костей.

***