Лузитанская лира

О горестная ночь! С безгласной смертью,Увы, не схожа ты в своем смятенье:Да, смерть — ничто в сравненье с мукой смертной.        Терзающей мне сердце.Какую тьму скорбей нагромождаетФантазия в видениях ужасных,Рисует огненными письменами        Она мои злосчастья!..Супруг и сын, родители и братья —Все те, с кем я навеки разлучилась,—Чудовищный распад их пожирает        В безвременных могилах!..Достойного родства живые узыИ сладостные узы нежной дружбыРазорваны навеки безрассудно

        Холодным равнодушьем!Невинных, милых радостей алтарь —Мой дом, очаг — он разорен Печалью,И вытоптан пятой моих страданий,        И перед Роком — в страхе…О, сжальтесь, фурии тоски и гнева!Не рвите грудь мою… Иль уж прервитеДыханье, что еще питает жизнь        И длит мои мученья!Виденья воскресают предо мноюИз прошлого: одно страшней другого…И время, что чужую боль излечит,        Мою — в сто крат умножит.Когда б хоть видеть Родину счастливой,Чтоб знанья, благонравье в ней царили,—Предсмертный вздох мой возблагодарил бы

        Господню милость!Святое слово — Родина! ТерзаюсьПредчувствием дурным я неустанно:Рок тщетно шлет ей предостереженья —        Землетрясенья, бунты!Земля дворцы и башни поглотила[114],Смерть отняла бесчисленные жизни,Но не вняла сим знамениям грозным        Наивная беспечность!Мы тщимся подражать другим народам:То мы — французы, то мы — англичане…Куда девалась мудрость португальцев?        О ней мы позабыли…Коль слава Родины не возродитсяИ Нравственность, Науки, Правосудье,

Промышленность от спячки не очнутся,—        Мы рухнем в бездну!

Мануэл Мария Барбоза ду Бокаже 

«Моим пером отчаянье водило…»

Моим пером отчаянье водило,И потому стихи так горестно звучат,Что изначально их печали ядЛишил навек и прелести, и пыла.Ступайте в мир! Не верю, что могилаДарует вам покой, — небрежный взглядНа вас судьбы любимцы обратят,Но рад вам будет тот, чья жизнь уныла.Ступайте же на смех и поруганье:Пристрастны будут суд и приговор,И есть одно всего лишь оправданьеТому, что стих не звучен, не остер:

В груди, которую гнетет рыданье,Не может жить волшебных звуков хор.

«Томиться обречен в тюрьме сырой…» 

Томиться обречен в тюрьме сырой,Приговорен к мучительным оковам,Подвергнут испытаниям суровым,Бесстыдной обесчещен клеветой,Униженный, оплеванный, нагой,Вручен врагам, сгубить его готовым,Не видя никого, кто нежным словомУтешил бы его в недоле злой,Когда палач, свирепый и кровавый,Заносит свой смертельный меч над ним,Грозя ему безжалостной расправой,Он, оставаясь гордым и прямым,Не ропщет на судьбу и суд неправый,Как прежде, стоек, мудр, неустрашим.