Львиное Око

Герши, в которой было что-то от хамелеона, заразилась общими настроениями и стала алчной. Теперь она стремилась иметь не красивые вещи, а чистоган. Она выклянчивала деньги у мужчин известного рода и затем, стремясь заполучить больше денег, неизменно проигрывала. Когда она отказывалась вернуть своим покровителям их деньги или уплатить натурой, возникали безобразные сцены. На мечты деньги уже не расходовали.

Я не обвиняю Герши ни в чем. Сам я, будучи человеком умеренным, со скромным состоянием, в силу своего воспитания избегал излишеств и был бережлив. Однако желание разбогатеть не обошло и меня. Я продал все ценные бумаги и вложил средства в акции одной нефтяной компании по совету одного американца, хотя он и уверял, что совсем не американец. Человек этот, уроженец Техаса, обещал мне золотые горы. На мое счастье, это не было аферой, и много лет спустя я действительно получил изрядный куш.

И в тот самый момент, когда мы с ней были увлечены поиском способа быстро заработать, на горизонте показался Андраш. Титул его был настоящим, как настоящим было его состояние и, полагаю, необычная страсть к Мата Хари. Он оплачивал гостиничные счета не только ее, но и мои и каждый вечер снабжал Герши грудой жетонов для игры в рулетку. Проигрыши ее он оплачивал, а выигрыши разрешал оставлять себе. Помимо охапок роз, ежедневно дарил ей драгоценности — всех видов и размеров.

В конце концов мне понадобилось уехать в Париж, чтобы договориться о новых контрактах. На прощание Андраш подарил мне бриллиантовые запонки и изумрудную булавку для галстука. Уезжать Герши не захотела, и Андраш предложил заплатить музыкантам, если мне удастся договориться об отсрочке спектаклей.

И вот однажды она появилась в Париже, но без Андраша. На ее банковском счету лежала круглая сумма, и она застраховала свою значительно увеличившуюся коллекцию драгоценностей. Герши отказалась экономить и вместо того, чтобы поселиться в гостинице, сняла особняк, где мы жили до очередной поездки в Вену. Однако она ни с кем не встречалась и ни словом не обмолвилась о графе.

В один прекрасный день на пороге нашего дома появился чиновник с судебной повесткой. К Мата Хари предъявлялся иск, согласно которому ей следовало уплатить долг на значительную сумму, которая была предоставлена ей графом M… а также вернуть драгоценности согласно приложенному перечню. Я страшно перепугался, но Герши сказала, чтобы я не дергался: в ее распоряжении десяток писем от Андраша, которые были столь же неблагоразумны, сколь экстравагантны его наряды.

Ознакомившись с письмами, juge d'instruction [56]признал, что за услуги, очевидно, оказанные ею истцу, сумма долга и стоимость драгоценностей не являются чрезмерными. Иск графа А. М… к Маргарите Мак-Леод, она же Мата Хари, был отклонен без судебного разбирательства.

Позднее она сама рассказала мне, как было дело. Тогда-то я и услышал от нее единственное насмешливое замечание, касающееся любви.

— Розы, — проговорила она. — Розы повсюду — на полу, на постели, на каминной доске. С длинными стеблями. Все алые. Все с шипами. Он пришел вот с этим. — Она показала перстень с бриллиантом такой величины, что он казался поддельным. — И я сказала себе: «Atkozott! — это такое венгерское ругательство. — Герши, детка, кверху лапками вались или же заткнись».

Когда Герши переходила на язык простолюдинов, было странно наблюдать, как с ее нежных и прекрасных губ слетают вульгарные слова. Вздохнув, она закатила глаза точно субретка.

— Ну, и пошло-поехало. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. И тут, в самый интересный момент, в задницу мне воткнулся шип. Смешно, верно?

Примерно в это время Герши начала тревожиться о том, что стареет. Сколько ей было лет, я точно не знаю. Около тридцати, пожалуй. Выглядела она чуть старше, чем тогда, когда я увидел ее впервые. Кожа у нее была тугая и гладкая, словно смазанная нормандским кремом. На лице ее я ни разу, за исключением Маракеша, не заметил ни единой морщинки. Когда исполняла танец девственницы, она почти не применяла грима. Зато густо накрашивалась, когда исполняла роль соблазнительницы в танце с жертвоприношением Шиве. Кроме того, она подводила глаза и пудрилась, когда появлялась в обществе, чтобы не выглядеть румяной крестьянкой.

Теперь же у нее возникла привычка нервными движениями массировать подбородок и шею и ритмически похлопывать себя по щекам снизу вверх каждый раз, когда мы оставались одни. Подобное зрелище раздражало меня, и я умолял ее не делать этого в моем присутствии.