—…до потопа, — уточнил Сошедший с небес, — но времена меняются. С тех пор, как ты отправился под землю, я стал самым главным богом на Земле.
— Неужели? — ухмыльнулся Вышедший из земли и так глубоко затянулся сигарой, что кончик её вспыхнул ярким огнём.
— Теперь, как видишь, я — бог богов и владыка владык. Иначе говоря, элохим элохимов.
— Олух ты царя небесного, — усмехнулся Вышедший из земли.
— Э, нет, теперь я даже выше нашего отца. — Сошедший с небес величественно поднял палец кверху. — Ведь именно Меня теперь одни величают Богом-отцом, другие — Аллахом, а третьи — Яхве. Теперь я единый триединый Бог. Единственный и ужасный. Настолько ужасный, что даже имя Моё нельзя произносить вслух. Отчего Меня и называют просто Тетраграмматоном. Хотя существует ещё одно Божественное имя, самое длинное и самое могущественное, состоящее из 216 букв и повествующее о Чуде Великом, сотворённым Мной — о расступившемся перед беглецами Чермном море, давшем пройти им, как по суше. Имя это, превосходящее все прочие и включающее в себя имена 72 ангелов, есть Шем-ха-Мефораш.
— Ничего себе! — удивился старший брат. — Это ведь всегда было моим именем. Именно так всегда призывают меня, когда славят дьявола: «Шем-ха-Мефораш! Да здравствует сатана!».
— С каких это пор, Энлиль, ты стал Шем-ха-Мефорашем?
— С тех самых пор, как ты ушёл под землю, Люцифер! — презрительно отозвался младший брат.
— Ой-ой, столько пренебрежения вложил ты в это слово, забыв, что оно на самом деле означает. Но я тебе напомню: Люцифер значит несущий свет. Иметь такое прозвище почётно. Быть Лучезарным… Светоносным… Что в этом плохого, не пойму.
— Ой, не смеши. Посмотри на себя. Весь чёрный, как сажа… Как ты можешь нести людям свет?
— Я несу людям свет истины, — проникновенно ответил Энки, и глаза его вспыхнули огнём. — В то время, как ты держишь их во мраке неведения.
— Никто не должен знать обо мне больше того, чем положено, — менторски произнёс Энлиль.
— Даже того, что ты скопец?
— Что? — обезумел от ярости Энлиль. — Что ты сказал?
— Что слышал, Сет. Присвоил себе имя Бог-отец, хотя отцом так никогда и не был. Думаешь, я не знаю, что с тобой сделал сын мой Гор?
— Это никто не знает.
— Ну, да, кроме Гора, который отомстил за меня и отсёк тебе серпом всё, что делало тебя мужчиной.
— Не было этого!
— Конечно, не было! Почему же тогда никогда рядом с тобой не была замечена женщина? Более того, всё, что связано с ней, считается во всех религиях, созданных тобой, — греховным, грязным и порочным. За что ты так ненавидишь женщин? Уж не потому ли, что ты оскоплён?
— Где женщина — там блуд! Она — подневольна и нечиста!
— Ладно, тогда зачем ты заключил завет с Авраамом, чтобы он обрезал всех младенцев мужского пола на восьмой день? Уж не потому ли, чтобы они были похожи на тебя — скопца?
— Обрезание крайней плоти — это всего лишь чистота и гигиена.
— Хорошо, тогда почему Моисей, увидев тебя в первый раз, закрыл глаза от ужаса, боясь смотреть на тебя? Уж не потому ли, что на привычном месте ничего не было? И ты после этого стал появляться перед ним либо ночью, либо в облаке, либо спиной к нему.
— На лицо моё нельзя человеку смотреть. Человек, увидевший меня, не может остаться в живых.
— А что ты сказал Якову, с кем боролся в темноте и кому дал имя Израиль, то есть «борющийся с богом», тебе напомнить? «Отпусти Меня, ибо взошла заря». Объясни мне, почему ты так боишься света? Почему все главные иудейские, мусульманские и христианские праздники — шабат, рождество, пасха, рамадан проводятся ночью или с заходом Солнца? Не потому ли, что царство твоё есть царство тьмы.
— А ты, значит, ангел? — с сарказмом усмехнулся Энлиль, глядя на его чёрные крылья и высокие рога, — и царство твоё есть царством света?
— Да, я ангел света, — скромно подтвердил Энки.
— Ты ангел — падший в ад! — гневно воскликнул Сошедший с небес. — И только там в аду тебе и место!
— Скорее, падший в рай, — ухмыльнулся Вышедший из земли, — но имя своё, как ты, я никогда не поменяю.
Он с такой силой ударил себя левой рукой в грудь, что от него во все стороны посыпались огненные искры, а на чёрной тунике алым цветом вспыхнула монограмма NK.
— Хочешь повластвовать? — съехидничал Энлиль.
Я и так уже властвую, — с достоинством ответил Энки, — у себя в Нижнем мире. У себя в раю.
— Хочешь сказать, в аду? — осклабился Энлиль.
— Ты не ослышался, в раю. Внизу всё так же, как и наверху. Только намного лучше. Если хочешь, можешь сам убедиться в этом.
— Спасибо, не хочу, — покачал головой Энлиль.
— Зато у тебя в Верхнем мире, как я погляжу, — вновь моргнули в верхнем модуле на все четыре стороны всевидящие очи Энки, — жизнь давно уже превратилась для людей в ад.
— Лжёшь! — возмутился Энлиль.
— Это ты лжёшь всем, что сотворил мир и создал человека. Присвоил себе то, чего не создавал.
— Да как ты смеешь! Ты враг рода человеческого! Ты никто и ничто!