Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза

Мы договорились встретиться, но – то одно, то другое… Наконец, 3 июля я приехала в знаменитый дом Наркомфина, из окон которого – и из окна квартиры Антона в частности – виден был двор американского посольства. Мы проговорили много часов и, если бы мне не надо было уезжать на “Эхо Москвы” вести передачу, проговорили бы ещё столько же. Антон был потрясающим рассказчиком, история конструктивистского дома плавно перетекала в истории других странных домов, а они – в разные иные истории. Мы говорили необычно откровенно – так, как не говорили никогда прежде. У Антона, оказывается, болело ничуть не меньше, чем у меня, но по другому поводу. Ему надо было высказаться, а я была хорошим слушателем, к тому же известно, что не трепливым. Со мной этот разговор и уйдёт. Если только в очередном моем сне Носик не даст особых распоряжений на этот счёт. Варианты спасения журнала мы тоже обсуждали. Потом, когда уже всё случилось, я много раз прокручивала в голове этот разговор: то был неизвестный мне ранее Носик – трогательный, незащищенный, мучающийся своими сомнениями и не знающий, как выползти из жизненного лабиринта.

Он, конечно же, оказался ужасно не востребован. Он раздаривал свой талант, свой блистательный ум всем вокруг – щедрость его в этом смысле была поразительной (чего стоят одни его видеопрогулки по Италии). Ему нравилась эта публичность – но если бы за неё ещё и деньги платили…

Короче, мы договорились с Носиком, что надо вновь встретиться и подробно всё обсудить.

Однако теперь уже – только во снах.

Кризис, цензура, жизнь

[05.10.2008. ЖЖ]

Известия про табу на упоминания кризиса в подконтрольных СМИ продолжают поступать со всех сторон.

Истории, которые пару недель назад звучали как нелепый анекдот про чьё-то глупое цензорское рвение, сегодня уже находят отражение в статистике от “Медиалогии”.

Например, “обвал” применительно к российскому рынку в новостях Первого канала в последний раз (по данным “Медиалогии”) упоминался 16 сентября, на ВГТРК – 19-го, на НТВ – 17-го, на РБК (даже на независимом РБК!) – 19-го. После этого – как отрезало. Хотя в оценке ситуаций в Америке или Европе каналы в выражениях по-прежнему особо не стесняются, во всех красках описывая проблемы мировой экономики.

Из совсем свежих анекдотов: под цензурные ножницы на госканалах угодил в четверг зампред правительства РФ, министр финансов Алексей Кудрин. Его программное выступление про “семь тощих коров и семь тучных коров” было запрещено к показу в эфире ВГТРК, в связи с допущенной вице-премьером откровенностью оценок.

Некоторым особо впечатлительным гражданам в этой идиотской вакханалии цензуры видится свидетельство тотального краха всей отечественной экономики, о котором власти знают, но изо всех сил пытаются от нас скрывать. Рискну не согласиться. Мне представляется, что нет никакой связи между глубиной кризиса и степенью истерики в спецпропагандонском обозе.

Они паникуют не потому, что знают больше нас, а ровно наоборот: потому что сами не понимают, что происходит.

Понятно, что многие из них потеряли какие-то деньги. На акциях и деривативах, на сделках РЕПО, на крахе компаний, в которых они имели долю или получали конверты за “покровительство”. Понятно, что они из-за этого плохо спят, много пьют и испытывают проблемы с эрекцией. Всё это может объяснить их взвинченность и красноту глаз, но паника имеет более глубокие философско-экзистенциальные корни.

Их мир рушится не в физическом, а в метафизическом смысле. В период “семи тучных коров” они привыкли к определённой модели мира. В которой не просто цены на нефть растут, РТС растёт, а доллар падает, но вся реальность, российская и мировая, стопроцентно управляется через ящик.

Солнце в этой реальности встаёт и заходит исключительно потому, что Государь отдал соответствующее распоряжение.

“Основные угрозы уже позади, Россия сейчас находится в списке фундаментально устойчивых стран”, – как мы цитировали.

И вдруг возникает какой-то Кризис, который всему этому привычному распорядку не подчиняется.

Мало того, что он отказывается рассосаться из-за того, что его запретили упоминать по ящику и разоблачили со страниц КП.

Страшно сказать, он не подчиняется даже прямым указаниям Государя. Тот супит брови, надувает щёки, топает августейшей ножкой и велит Кризису исчезнуть – а результат нулевой. Как будто бы не всё на этом свете – в воле Государевой. Страшно кремляди от такой мысли. И ничуть не менее страшно кремляди сознавать, что не ей одной она в голову пришла. А, может быть, и всему тому пиплу хавающему, которому вовсе мыслей иметь не положено. Весь пропагандонский обоз годами получал жалование за то, чтобы собственных мыслей у населения не возникало. И, вроде, справлялся.

А теперь вдруг – непонятно.

Вчерашние аксиомы редуцировались до гипотез. Чары доброй феи Розабельверде перестали казаться вечными.

Эйфория всемогущества и вседозволенности сменяется удушливым, липким страхом разоблачения.

Отсюда – паника. И её вполне можно понять.

Но её совершенно необязательно разделять.