Лже-Абсолют

— Интересует, почему не вмешиваемся в ваши проблемы? Очень просто: любая катастрофа, которая случается у вас не может быть предотвращена даже существами высшего порядка. И дело тут… в вашей предсказуемости и отсутствии многовариантности развития.

— Что-то я не никак не врублюсь, — признался Федор.

— Элементарно. Возьмем любое историческое событие, которого вы предпочли бы избежать.

Москвин задумался. И почему-то назвал Октябрьскую революцию, — не то, чтобы эта тема его слишком волновала. Просто события, последовавшие за этим переворотом, так или иначе изменили жизнь всех, его — в том числе. И отношение к ним — разное; родители Москвина ненавидели большевизм, постоянно говорили: «Не будь «ленинской гвардии», Россия развивалась бы по-иному». Научный руководитель Федора придерживался противоположной точки зрения: «Большевики спасли страну». Создано множество фильмов на эту тему, авторы которых довольно часто предлагали в качестве альтернативы приход к власти Лавра Корнилова[18] и установление в стране демократии. Но ведь это все режиссерские фантазии, благие пожелания. А что было бы в действительности, если бы не тот Октябрь?

Поэтесса кивнула:

— Будь по-вашему.

На одной из стен комнаты вспыхнули разноцветные огоньки, Поэтесса предложила Москвину подойти к ней и сказала:

— Нам не нужны никакие приспособления при контакте с техникой, мы управляем ею с помощью силы мысли. Но вы еще нуждаетесь во всех этих пультах, кнопках, простите за сравнение, как подопытные обезьяны, которые нажимают на различные клавиши, чтобы получить банан. Я вовсе не хочу вас обидеть, даже наоборот, хочу, чтобы вы оценили со временем преимущества управления техникой при помощи мысли, когда научитесь ею пользоваться. А пока говорят у вас, методом тыка: какой из языков вашего измерения будем использовать? Видите кнопки? Русский — красная. Нажимайте на нее. Вот так!

По стене начали перемещаться какие-то символы, среди которых Федор довольно быстро отыскал серп и молот и подпись: «1917». Москвин посмотрел на Поэтессу и спросил:

— Я должен опять нажать?

— Да, нажимайте.

На стене появились новые значки, которые мгновенно трансформировались в понятные русские слова. Но прежде чем проследовать в альтернативную историю, Москвин спросил:

— А у вас здесь перевод на многие наши языки?

— На все современные, и на все мертвые.

— Любопытно! — Федор даже позабыл об Октябрьском перевороте. — А язык этрусков, например?..

— Есть и язык этрусков. Да вы возьмите современный белорусский.

— И что?

— Они похожи, точно братья-близнецы. В первом веке новой эры славянские языки вообще преобладали в Европе, — и не только. На близком русскому языку говорили древнеегипетские жрецы. И знаете почему? Потому что Египет являлся колонией Атлантиды или уже знакомой вам Атлантии. Атланты вышли из Арктиды, а сама арктическая цивилизация положила начало цивилизации россов. Любопытный круг? Так вот о Египте: сначала роль жрецов как духовных пастырей выполняли сами атланты, и только потом начали привлекать мужчин и женщин из местного населения. Но все они были обязаны проходить множество тестов: на знание законов мира, на владение искусством магии, на управление человеческими страстями. И, в том числе, на знание языка атлантов.

— Женщины-жрицы? Но ведь Герадот писал, что женщинам становится жрицами не разрешалось ни при каких обстоятельствах.

— Он ошибался. В первый период египетской истории женщина-жрица была не редкость. Затем, когда наступил мужской абсолютизм, им действительно закрыли доступ к вершинам духовной власти. И, как водится, на прошлое наложили табу.

— Страшен мужской шовинизм, — усмехнулся Москвин, — однако и женский не лучше.

Он не случайно это сказал. Он провоцировал Поэтессу высказаться по самому животрепещущему вопросу вечности — отношению между полами. Что на сей счет думают высшие? Однако хитрость Федора была для Поэтессы хитростью ребенка, вздумавшего провести опытнейшего дипломата. Молодая женщина рассмеялась:

— Война полов — жестокая вещь. Вроде бы две половинки единого целого, но каждая стремится к гегемонии. Одна сторона — более жестко, другая — хитрее, изощреннее, часто декларируя обратное. В мире примитивизма мужчина открыто устанавливает свою диктатуру. Тогда само понятие борьбы, как источника развития, теряет смысл.

— Но ведь между собой мужчины продолжают драться, — не выдержал Федор.

— Это так. Только тут другие виды столкновений, во главу угла ставятся сила, захват чужих территорий, навязывание своей религии и принципов жизни. Если в свое время это являлось у вас нормой, то теперь представители диаспор, открыто пропагандирующие подобные вещи, повсеместно становятся изгоями. Где бы они ни пытались ассимилироваться, встречают отторжение и неприязнь. Даже больше — ненависть! Пройдет еще немного времени и им придется создавать свои анклавы, а изоляция — прямой путь к катастрофе.