Читаем Лже-Нерон полностью

   Это было смело. Как  оптимистически  ни  смотрел  Варрон  на  все  свое предприятие в целом, он видел опасности, кроющиеся в  отдельных  моментах. Возможно, что царь Маллук захочет задержать его как объект для обмена  при переговорах с Римом. Но с этой опасностью Варрон считаться не мог.  Он  не мог появиться при дворе Артабана как беглец.  Он  должен  был  оставить  в Эдессе ясную ситуацию.

   И вот они снова сидят втроем - Маллук, Шарбиль, он - в покое с журчащим фонтаном. Говорят, как полагается, о безразличном, и ни Варрон, ни они  не упоминают о том, что  их  больше  всего  тревожит,  -  о  бегстве  Нерона. Наконец, выждав полагающийся срок, Варрон начал:

   - Я прошу моего двоюродного брата и великого царя дать мне отпуск.  То, что император удалился, заставляет также  и  меня  покинуть  на  некоторое время Эдессу.

   Долгое  было  молчание.  Шарбиль  смотрел  на  царя,  ждал,  пока   тот заговорит. Царь наконец сказал, и  это  прозвучало  скорее  печально,  чем иронически:

   - Ты называешь это - "удалился", брат мой?

   А Шарбиль прибавил высоким, злым старческим голосом:

   - Нам было  бы  желательно,  чтобы  это  "удаление"  произошло  не  так стремительно и чтобы мы, так долго  предоставлявшие  императору  охрану  и гостеприимство, заблаговременно были оповещены о его намерениях. Не мешает принять меры предосторожности, чтобы в будущем нас  не  застигли  врасплох внезапные решения западных людей.

   И хитрая высохшая голова Шарбиля грозно придвинулась к Варрону.

   Варрон не отступил.

   - Значит ли это, - спросил он, - что вы хотите  меня  задержать?  -  Он медленно перевел взгляд на царя.

   Тот грустно и с едва уловимой насмешкой ответил:

   - Ты ошибаешься, западный человек и гость мой.

   И Шарбиль, которому явно хотелось услышать другие слова,  вынужден  был пояснить:

   - Ты плохо знаешь великого царя. То, что я тебе сказал, да не означает, что мы хотим задержать тебя. Наоборот, да будет  это  извинением,  что  мы недостаточно противимся желанию нашего гостя покинуть нас. Ибо я  не  хочу скрыть от тебя: мы даже несколько рады твоему  отъезду.  После  того,  как Нерон "удалился", как ты это называешь, великому царю  не  легко  было  бы поручиться, что в будущем сон твой будет спокоен. Мы далеки от того, чтобы сравнивать тебя с такими мутными звездами, как  Кнопс  или  Требон.  Но  у толпы глаз неразборчив, все западные люди представляются ей на одно  лицо. Никогда бы царь не прогнал тебя от своего очага; но так как ты сам выразил желание уйти, он не удерживает тебя.

   - Нет, я не удерживаю тебя, -  произнес  тихо,  серьезно,  едва  ли  не грустно, глубоким голосом царь Маллук.

   Варрону после слов Маллука стало ясно, что его затея с Нероном с  точки зрения властителей Эдессы самым жалким образом рухнула и что они  были  бы правы, если бы силой задержали его, его, втянувшего их в эту авантюру. Они же отпускали его на все четыре стороны да еще просили у него извинения  за то, что  были  недостаточно  вежливы.  Где  еще  можно  было  найти  такое великодушие, как не здесь, на этом непостижимом  Востоке?  Варрон  не  был сентиментален, но это его тронуло, и он поклонился глубоко  и  благодарно, скрестив по восточному обычаю на груди руки.

   После долгого молчания Шарбиль начал снова:

   - Куда же, о мой Варрон, ты пойдешь? Не много есть дорог, открытых  для тебя.

   - Так как мой  император  Нерон  находится  на  пути  к  великому  царю Артабану, - ответил Варрон, - то и я считаю правильным направить свой путь на Восток.

   - А разве он на этом пути? - насмешливо  спросил  верховный  жрец;  его желтый и сухой, как пергамент, лоб  сморщился  больше  обычного,  крашеная треугольная  черная  борода  безжизненно  свисала  вокруг  сухих   губ   и позолоченных зубов. А царь Маллук сказал:

   - Ты поступаешь мудро, отправляясь на Восток. Для тебя, да и для  меня, пожалуй, лучше, если император Домициан обратится к Артабану, а не к нам с требованием выдать тебя; ибо резиденция великого царя  расположена  дальше от Антиохии, чем моя, и завеса, за которой он может  спрятать  тебя,  гуще моей. Я предоставлю в твое распоряжение слуг и охрану, которые  в  целости доставят тебя ко двору великого царя.  Быть  может,  твоя  дорога  не  так безопасна, как ты предполагаешь.

   Слушая царя, Варрон испытал чувство, которого давно уже не знал,  нечто вроде благоговения. Как величественно и достойно обставлял этот  восточный царь расставание с ним, расставание, к которому Варрон стремился из  таких прозаических  расчетов.  Люди  Востока  были  лучше  римлян,   человечнее, культурнее. Варрон отступил на шаг и в упор взглянул на царя и  жреца,  на тихое лицо Маллука, с  кроткими  выпуклыми  глазами  и  горбатым  мясистым носом,  и  на  изрытое  морщинами  лицо   Шарбиля,   точно   сросшееся   с остроконечной шапкой священнослужителя.

   - Я благодарю тебя, о мой брат и великий царь, -  сказал  он  искренне, сердечно, - и тебя, верховный жрец, что вы не сердитесь на меня за совет в деле Нерона.

   Маллук посмотрел на него таким же прямым и открытым взглядом и сказал:

   - Я не сержусь на тебя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза