Мадам Казанова

Я привыкла к своей новой жизни. Джеймс подарил мне тот маленький домик на тихой лондонской улице. Все в конце концов великолепно устроилось, и я ни в чем не испытывала недостатка. Кроме миссис Коллинз, у меня была теперь кухарка, миссис Берн, а также дворецкий по имени Уолкер. В моем распоряжении имелась сверкающая черная карета с позолотой и пара вороных лошадей, за которыми ухаживал кучер Джереми. Мне не приходилось ничего делать; Джеймс сам платил слугам, а в моей спальне серебряная шкатулка постоянно пополнялась звонкими монетами, и я могла тратить их на что захочу.

На Корсике — даже в самых смелых своих мечтах — я не могла бы представить себе такой роскоши. И все-таки то, что окружало меня сейчас, меркло в сравнении с великолепием и пышностью теперешней жизни Наполеона! Все чаще и чаще я слышала про него от других. В Италии в военных делах ему неизменно сопутствовал успех. Он жил там в замках и дворцах. Австрийская армия, точно стайка испуганных цыплят, бежала от Наполеона, изумившего блестяще одержанными победами даже свой собственный народ и правительство в Париже. Теперь его называли гениальным полководцем и непобедимым завоевателем. Солдаты боготворили Наполеона, враги боялись и уважали, он принес Франции в качестве военных трофеев бесценные произведения искусства и огромные суммы денег; не приходилось сомневаться, что немалая часть всего этого поступала в его собственное распоряжение. Все его грандиозные замыслы, вся та хвастливая болтовня, с помощью которой он когда-то вскружил мне голову и добился моей любви, осуществились, словно специально, чтобы досадить мне.

Все новые сообщения о его военных успехах приводили меня в состояние беспомощности и разочарования. Ведь чем громче его слава, тем труднее осуществить свою месть.

А чего же за это время сумела добиться я? Джеймс Уилберфорт был женатым человеком. Хотя я никогда не видела его супругу, мне постоянно приходилось помнить о ее существовании. У Джеймса были определенные обязанности мужа, отца и главы семейства, не говоря уже о его профессиональных и общественных функциях. И в этой его официальной жизни мне просто не находилось места — я была всего лишь его любовницей, его «второй семьей», поэтому всегда оставалась на заднем плане. Когда я получала приглашение и бывала в некоторых именитых домах с визитом, то видела, что принимают меня исключительно в те дни, когда там не было Эмили Уилберфорт, эдакий своеобразный заговор. Мне неприятно было находиться в столь двусмысленном положении, хотя я и понимала, что не могу пока рассчитывать на большее. Требовалось каким-то образом изменить ситуацию, тем более что Джеймс часто говорил мне:

— Я не ревнив и поэтому не прошу тебя непременно сохранять верность. Я, кстати, тоже этого не делаю. Тебе нужно лишь быть со мной совершенно честной. Если ты расскажешь мне обо всем, я никогда не стану на тебя сердиться.

Вначале я поверила его словам и принялась рассказывать о своих свиданиях с графом Радклиффом и лордом Лодердейлом, о встречах в какой-нибудь отдаленной таверне, о прогулках верхом, об объяснениях в любви и разных лживых обещаниях; поведала о подаренных и украденных поцелуях, об опасной игре с огнем. То, как Джеймс реагировал на это, полностью опровергало недавние разумные доводы. Его обычно насмешливый взгляд становился жестким и пронзительным, он непременно устраивал мне сцены, осыпал упреками. Постепенно я поняла, что лучше все-таки обманывать Джеймса, то есть делать все, что мне захочется, но ни в коем случае не говорить ему правду.

Я быстро научилась отрицать или преуменьшать остроту различных эпизодов, овладела всевозможными уловками и приемами, которые позволяли мне пользоваться полной свободой и в то же время продолжать поддерживать хорошие отношения с Джеймсом — до очередного объяснения. Раз уж мне приходилось играть вторую скрипку в его жизни, я предпочитала заполнять чем-то свободные вечера, когда он выполнял свои «семейные обязанности», и сама находила для себе развлечения.