Мадам «Нет»

Нас с Володей продолжали активно приглашать за границу, мы танцевали в Париже, в гала-концертах «Гиганты танца», выступали в Нью-Йорке, Риме, и про уволенных, «как не прошедших по конкурсу», артистов зарубежная пресса писала: «Время над ними не властно!» Такое отношение к нам сильно раздражало руководство Большого театра, раздражало, что мы оставались востребованными. Теперь, если на гастролях в афишах указывалось: «Максимова и Васильев – звезды Большого театра», это могло служить поводом для судебного процесса. Театр предъявил претензии, что мы не имеем права называться «звездами» Большого театра. Действительно, чего церемониться, если сам министр культуры Захаров на собрании в театре назвал всех нас «бывшими звездами»?! Когда такая ситуация возникла на гастролях в Мексике (театр опять предъявил претензии), там только руками развели: «Если Максимова и Васильев – не звезды Большого театра, то кто тогда звезды?! Других мы не знаем!»… К сожалению, это вообще в печальных традициях нашей державы: чтобы отношение к тебе изменилось, надо или умереть, или уехать из страны. А потом лет через десять вернуться в ореоле мученика и борца за свободу творчества. Вот тогда скажут: «Да, вы – гений!»…

Другая жизнь

Когда нас убрали из театра, конечно, было и обидно и горько, но ни растерянность, ни мысли о том, куда теперь деваться, нас не посещали. Предложений поступало много, и ощущения, что «без Большого театра жизнь кончена», не возникло – просто началась другая жизнь. Не связанная жестким ритмом театрального расписания, я смогла распоряжаться своим временем, больше ездить по стране и за рубежом, принимать разные предложения от других театров и балетмейстеров. Я могла не оглядываться на театральное начальство и не ограничивать себя только репертуаром Большого. Вспоминаю сейчас – сколько всего интересного сделала за это время!

Мы познакомились с Лоркой Мясиным, сыном знаменитого танцовщика и балетмейстера Леонида Мясина, и в 1988 году на сцене театра «Сан-Карло» приняли участие в восстановлении легендарных мясинских балетов «Пульчинелла» (там Володя исполнил центральную партию) и «Парижское веселье» (где мы танцевали вместе). К сожалению, ни один из спектаклей Леонида Мясина не идет в отечественных театрах, тем с большей заинтересованностью я отнеслась к своей новой работе. А через год итальянский режиссер Беппе Менегатти там же, в «Сан-Карло», поставил необычный музыкально-драматический спектакль «Нижинский», в котором Володя сыграл Нижинского, а я – Ромолу.

В 1989 году в мою творческую жизнь вошла хореография Джона Кранко, его изумительный спектакль «Онегин», созданный на основе знаменитого пушкинского романа. Я всегда считала, что балету вполне подвластны любые темы и любые литературные персонажи. Зачастую язык пластики, язык танца способен более эмоционально выразить чувства героев, чем это получается на драматической сцене, возможно, потому, что он более непосредственно воздействует на зрителя. Я люблю драматический театр и сейчас сильно переживаю, что мне не хватает на него времени, что вижу так мало! В молодости не пропускала ни одного спектакля, ни одной премьеры (причем и в хороших театрах, и даже в посредственных). Не могу сказать, что ходила в драматический театр для того, чтобы перенести что-то на балетную сцену, никогда не ставила перед собой такой задачи. Но когда танцевала, меня всегда интересовало внутреннее состояние моей героини: какая она, кто она, зачем она, а не только то, что надо ножками изобразить. Читала какие-то произведения и думала: это же надо поставить! Каждый раз примеряла – как бы я станцевала (я могла бы их станцевать!) – Наташу Ростову, тургеневских героинь, мадам Бовари, Ларису Огудалову. Но таких партий, таких спектаклей, к моему глубокому сожалению, не существовало… Уже под конец моей карьеры, слава Богу, в моей жизни появился Чехов, «Анюта». Но лишь один рассказ! А я бы хотела станцевать всего Чехова, все пьесы и все рассказы. Очень хотела бы станцевать героинь Шекспира, Пушкина!

И вот – «Онегин». Я всегда чувствовала, что это именно тот балет, где все – мое. Здесь просто все сошлось: и мой любимый Пушкин, и Чайковский, чья музыка всегда так много говорила моей душе, и Джон Кранко, хореография которого казалась мне необычной, новой и страшно привлекательной. Я просто мечтала о партии Татьяны! Сама я не была лично знакома с Кранко, но он видел меня на сцене и, когда собирался ставить «Ромео и Джульетту» на музыку Прокофьева, предложил мне главную роль в своем балете. Тогда наша встреча не состоялась: из театра меня не отпустили. Жаль, среди моих героинь могла бы появиться еще одна – четвертая Джульетта. Но вот прошло время, и меня пригласили в Лондон танцевать Татьяну. Конечно, я полетела! И потом, как только представлялась такая возможность, я бросала все и мчалась за «Онегиным» на другой конец света: я станцевала его в Лондоне, в Канаде, в Австралии, в Германии, но, к моему огромному сожалению, только не в России…