Маэстро

Верди, Маффеи и Мерелли вернулись ко все еще праздно проводящим время гостям, однако маэстро уже совсем расхотелось притуплять краски произошедшего с ним только что грандиозного разговора бестолковыми, витиеватыми беседами.

Джузеппе отправился домой. Адреналин в его крови бурлил так, что казалось, он сейчас в одиночку может свергнуть австрийское правление и освободить любимую родину от гнета. Маэстро несла домой запряженная двойкой карета, и колеса ее стучали о мостовую, рождая ритм воинственного марша, а цоканье копыт превращалось в пассажи медных духовых. Постукивая себя пальцами по лбу, Джузеппе с упоением тихо подпевал им, чувствуя, что наконец в его дни вошли и смысл, и величие. Счастье в свою жизнь он уже не звал.

О том, чего будут ему стоить ближайшие три года адского труда, на которые он только что подписался, маэстро тоже не думал. Главное – к чему эти три года должны его привести! В ту минуту пьянящая уверенность, что его имя, имя сына нищего трактирщика в забытой Богом провинции, будет высечено золотыми буквами не только в истории итальянской музыки, но и истории Италии в целом, перекрывала любые аргументы разума.

***

Путь Джузеппе Верди действительно делал новый стремительный виток вверх. А жизнь в домике Стреппони, тем временем, уже который месяц не знала перемен.

Импресарио Мерелли исправно выполнял свое обещание. Раз в месяц Саверио уезжал в Милан за жалованием и суммой, необходимой для проживания всей семьи Джузеппины. Нужды они не знали. Однако, найти счастья в детях, в тишине загородных полей, в жизни, наполненной сном и отдыхом, даже в возвратившемся в тело здоровье у бывшей оперной дивы никак не получалось.

Она почти не разговаривала. Разумеется, поначалу это была рекомендация врачей, но потом переросло в отсутствие желания с кем-либо говорить. Писем из Милана не было, да она их и не ждала. Весь день Джузеппина либо работала в саду, который она могла приводить в порядок по восемь часов кряду и, надо сказать, добилась видимых успехов, либо рисовала, покачиваясь в кресле-качалке, эскизы диковинных животных и портреты никому не известных людей. Петь она перестала совсем, музицировать ей было не на чем. На ее вновь приобретшем здоровый румянец лице уже давно ничего, кроме апатии, не появлялось.

В домике Стреппони каждый день, похожий на предыдущий, был наполнен тишиной, покоем и отсутствием надежд. Вечером домочадцы собрались в крохотной гостиной у камина. Синьора Стреппони, уютно расположившись на кушетке, вязала. Джузеппина, завернувшись в лоскутное одеяло, рисовала. Саверио зачитывал дамам новости из приходившей раз в неделю газеты.

Газета, которую держал в руках Саверио сегодня, вышла через три дня после тайной встречи лидера партии сопротивления и одного из самых популярных композиторов Милана. Главные новости в ней были о Джузеппе Верди,

– …Финальный спектакль триумфального «Набукко» в этом сезоне посвящен Ее Светлости эрцгерцогине Австрийской Аделаиде… – размеренно читал Саверио вслух.

– Мама! Мама!!! – прервал его звонкий детский голосок.

В комнату с рисунком в руках и неописуемым энтузиазмом на лице вбежал Камилло. Он попытался сунуть матери под нос свой шедевр.

– Смотри! Новая картина замка готова!

Джузеппина отмахнулась от него, даже не взглянув на листок.

– Позже, мой дорогой. Сейчас иди играй, – произнесла она бесцветным голосом продолжая рисовать.

– Мама… – теряя надежду, проныл малыш.

– Позже, – в голосе Джузеппины звучало легкое раздражение, – Иди играй.

Сгорбившись под тяжестью обиды и разочарования, Камилло нехотя зашагал прочь. Синьора Стреппони бросила на Джузеппину неодобрительный взгляд.

– …Сегодня утром маэстро Верди объявил, – вздохнув, продолжил читать Саверио, – что его новое творение, «Ломбардцы в первом крестовом походе», в свою очередь, будет посвящено Марии-Луизе, герцогине Пармской.

– Теперь наш мятежный гений делает реверансы австрийским дамам, – с издевкой заметила синьора Стреппони.

– Единственный способ остаться в седле, – безучастно заметила Джузеппина, выводя углем на листе изгибы чьих-то старческих рук, – Хотя, держу пари, это не была идея маэстро.

Джузеппина Стреппони покинула Милан почти год назад и узнавала о жизни большого города только из газет, но дарованная Богом незаурядная проницательность все еще ее не подводила.

Через два часа после выхода газеты с новостями о посвящениях австрийским герцогиням Джузеппе Верди, упершись кулаками в стол и маниакально пошатываясь, нависал над импресарио Мерелли и яростно рычал:

– Вы не имели никакого права!!!

Мерелли с лицом, не выражавшим ничего, кроме спокойствия, сидел в своем кресле и курил трубку. Темистокле Солера наблюдал за сценой, присев на край подоконника.

– У меня не было выбора, – с легкой усталостью в голосе тихо ответил Мерелли.