Маэстро

– Кроме как вести дела от моего имени за моей спиной?! – возмущению Верди не было предела.

– Цензура должна была объявить о своем решении сегодня, – вкрадчиво произнес импресарио, – У меня просто не было времени отчитываться перед вами.

– Мы не знали, каким будет решение!

– Прошу вас… маэстро, – тон Мерелли становился все более унизительным.

– Я не хочу, чтобы мое искусство преклонялось перед австрийскими правительницами! – распалялся Джузеппе, – «Набукко»…

– «Набукко» рано или поздно надоест публике, – неожиданно перебил его Темистокле, – Ее бы тоже запретили, и ты либо остался бы сочинять дешевые мелодрамы, либо растворился в безвестности.

Верди гневно взглянул на Солеру, как на предателя.

– Теперь, – все так же холодно и спокойно подхватил импресарио, – две самые политически неоднозначные оперы современности формально не имеют ничего против правящего режима, так как посвящены эрцгерцогине и герцогине Пармской.

Сквозь негодование в сознание Верди начали пробиваться лучики понимания правоты оппонентов.

– Это блестящая идея, Джузеппе, как ни посмотри, – заметил Солера и пожал плечами.

– Я спас ваши оперы, мой друг, вместе со всем, что вам было предложено в случае успешной премьеры «Ломбардцев», – заключил Мерелли, – Позвольте себе проявить хоть немного благодарности.

Все еще в метаниях между раненым эго и уязвленной гордостью Верди вынужден был признать, что его собеседники правы. Идея действительно гениальная, а величественное будущее маэстро и его опер оказалось спасено. Правда, симпатии в отношения композитора и импресарио произошедший инцидент не прибавил.

Поставленная в не совсем удобное положение цензура, чтобы отыграть хоть какое-то количество очков, настояла на замене слов «Ave Maria» на «Salve Maria» в молитве I акта и разрешила постановку оперы.

Не прошло и нескольких дней, как на стене у главного входа в Ла Скала уже красовалась афиша:

«Премьера сезона. 11 февраля 1843 года. "Ломбардцы в первом крестовом походе", опера Джузеппе Верди».

В день начала продажи билетов под тусклыми утренними лучами у еще не открытой кассы люди толпились в огромной очереди. Горожане стояли с пяти утра. Стоит ли говорить, что раскуплены эти билеты были практически моментально. А в день долгожданного спектакля зрители начали собираться у театра с трех часов дня.

За несколько минут до начала представления Джузеппе прохаживался за кулисами под шум наполняющегося зрительного зала и звуки оркестровой настройки. Си бемоль фальшивила в одном из кларнетов, малая флейта опять звучала меццо-форте вместо меццо-пиано. «Этого флейтиста стоило уволить еще на первой неделе репетиций», – подумал Джузеппе и вздохнул.

Ему вдруг неожиданно пришла в голову мысль, что зритель все равно не заметит столь мелких погрешностей, и маэстро это на удивление устроило. Он прислушался к себе. Нет, действительно, всегда бурливший в нем жаркий перфекционизм уступил место нежеланию делать ненужных никому усилий. Казалось бы, Джузеппе должен был ощутить от этой перемены некоторое облегчение, но чувствовалась только грусть. Как в юности, когда вдруг понимаешь, что детские забавы, игры и книги, которые раньше наполняли все внутри трепетом и восхищением, больше не даруют никаких переживаний. Джузеппе с горечью хохотнул.

Когда крестоносцы воспевали красоту Святой земли, переполненный зал благоговейно ловил каждый звук, доносившийся со сцены. Некоторые дамы плакали. Лица мужчин наполнялись вдохновением. Верди смотрел на зал с композиторского кресла. Он напряженно ждал окончания спектакля и реакции публики, но ничего, кроме холодной, несколько нетерпеливой уверенности в нем не было. Сомневающийся в себе юноша навсегда исчез из его черт.

Как пророчила Кларина Маффеи, «Ломбардцы» были приняты манифестом гражданской миссии итальянской оперы и заслужили овации стоя. Триумф был не меньший, чем у «Набукко». Верди вышел на сцену под дождем из цветов. Он смотрел на ряды кричавших, рукоплескавших в экзальтации людей, и что-то злое мелькало в его победной улыбке. Это была улыбка завоевателя, наблюдающего за сдачей крепости в руки своей армии.

Джузеппе Верди пустил еще один крепкий корень на вершине музыкального Олимпа. Теперь в афише сезона Ла Скала рядом с его именем красовались названия двух самых популярных опер города. Маэстро не просто упрочил звание первого композитора Италии, он стал кумиром и идейным вдохновителем всего народа.

Мадзини свое обещание сдержал. Февральский мороз сменился промозглыми мартовскими дождями, и через месяц после премьеры «Ломбардцев» Джузеппе получил письмо из венецианского оперного театра Ла Фениче с более чем щедрым предложением. После чего с разницей в пару дней пришли не менее многообещающие приглашения от Римского оперного театра, неаполитанского Сан-Карло и флорентийского Пергола.