В этот раз он молчал очень долго. Потом все-таки сказал:
– Ты мне не поверишь.
Вот терпеть не могу, когда он начинает так выступать.
– А ты попробуй рассказать, и увидим.
Еще одна долгая, театральная пауза. Видят боги, как меня раздражает, когда Джанис прибегает к своим фокусам!
Я зевнул и уже собирался предложить идти заняться каждому своими делами, когда брат выдавил:
– Мир умирает.
Я скептически улыбнулся.
– С чего бы ему заниматься такой ерундой?
– Не веришь? Как хочешь, дело твое. Но я много лет изучаю вопрос и могу сказать точно: все к этому идет. Среди людей больше не рождается великих магов. Не создаются изобретения и артефакты, не строятся дворцы. Вспомни, ты же увлекался историей: раньше мир развивался, менялся. Сейчас мы застыли на одном месте, как муха в янтаре. Да что за примерами далеко ходить! Даже такая непостоянная вещь, как мода в одежде, ходит по кругу.
– И правда, трагедия. Мы все умрем без новых фасонов. Можно начинать паниковать?
– Я же говорил, что ты мне не поверишь.
– Ну, спору нет – мысль любопытная, хоть и не нова. Сколько себя помню, кликуши вопят, что грядет конец света, а свет и ныне там? – я откинулся в кресле, ухмыляясь. – Ты подобрал неудачные аргументы. Попробуй еще раз.
По-хорошему стоило прекратить этот разговор. То, что я насквозь вижу все штучки Джаниса по привлечению внимания, еще не значит, что они совсем на меня не действуют.
Он всегда носился со странными идеями и немного безумными теориями. Пожалуй, на этот раз я не свернул разговор лишь по одной причине.
Все его концепции рано или поздно оказывались близки к истине.
Отвратительная привычка быть всегда правым! Брат мог ошибаться в нюансах и даже отдельных допущениях, но идеи, с которыми он приходил, никогда не были совсем высосанной из пальца чушью.
Не хочется думать, что он и сейчас может оказаться прав.
Не хочется, но придется.
– Хорошо, – согласился он. – Если веками почти не меняющаяся мода для тебя не аргумент, то как насчет оружия? Моделей кораблей? Состояния медицины?
Здесь он попал в цель. Я достаточно интересовался историей, чтобы признать: в его наблюдениях было нечто, заставляющее задуматься. Зерно истины, чтоб его. Из которого проклюнулся неслабый такой росток сомнений.
Не то чтобы в мире все совсем не менялось. Менялось, но как-то… незначительно, что ли. В мелочах.
Если верить летописям, раньше было иначе.
– Продолжай.
– Другой пример – политика, – он кивнул на гобелен с картой. – Сам знаешь, на что сейчас похожи великие империи прошлого. Одни измельчали, другие еле держатся, а от третьих и вовсе осталась лишь пара упоминаний в рукописях.
– Это жизнь. Империи ничем не отличаются от людей, так же проживают молодость, зрелость, старость и смерть.
– Тогда где молодые волчата, готовые растерзать стариков? Кто придет на смену разеннскому волку? Толпы голозадых варваров?
Я удивился. Не припомню, чтобы Джанис когда-либо вещал с такой страстью. Он всегда словно плавает в прохладном спокойствии, поглядывая на все с легкой отстраненностью.
– Не подозревал в тебе преклонения перед имперским величием.
– Я говорю о тенденции! Мир умирает, а ты не желаешь видеть дальше юбки княгини Исы. К слову, Элвин, тебе стоит ее бросить. Ты вообще слишком много носишься со своими женщинами. Они тебя погубят.
– А тебе стоит заткнуться и не лезть в мои дела, – прошипел я, мгновенно наливаясь бешенством.
Он и вправду заткнулся. Потом выдохнул и развел руками:
– Прости, виноват. Не имел никакого права поучать тебя или говорить эти слова.
Что еще поразительно в Джанисе – его умение извиняться. Совершенно спокойно, рассудительно, не впадая в покаяние и самоуничижение, не спихивая вину на других.
– Ладно, проехали.
Мне тоже не стоило так реагировать. Но Иса… это Иса. Больная тема.
– Давай дальше. Мы остановились на приятной новости, что все умрут.
– Империи, мода – просто примеры. Возьми любую сферу жизни – искусство, быт, знания. Не создается НИЧЕГО нового.
– Хорошо, убедил. И какие выводы мы должны из этого сделать?
– Мир гибнет, Элвин. По моим прикидкам, это началось после гибели богов. Их смерть пошатнула равновесие.
Я вздохнул. Закат богов. Я помню…
Накануне мы приняли Оммаж. Позади были мучительные месяцы, полные боли, унижений и безумия. Память сохранила их кусками, обрывками.
Тень вскрывает все худшее в человеке. Самые темные, самые гадкие подвалы души. Как нарывы, полные гноя. Вскрывает, чтобы выпустить наружу.
Вседозволенность и власть, что ставят на грань безумия.
Искус.
Кучка брошенных, обиженных детей, наделенных пьянящим, почти безграничным могуществом. На моих глазах ровесники сходили с ума в битве со своими желаниями, превращались в уродливых и злобных монстров – куда там Изабелле Вимано.
Это всегда было личным выбором.
Никто не вмешивался. Никто не заставлял нас делать то, что мы делали с собой и другими. Достаточно было убрать запреты. Остальное мы устроили сами. Те, кто смогли остановиться, стали Стражами. Прочих пожрал Хаос.