Вот потому я и смеюсь над квартерианскими заветами. Врожденный нравственный закон, отличающий людей от животных и фэйри, – не более чем миф. Опыт неумолим: каждый человек в душе мразь. Каждый – врата Черной. Дети – ничуть не меньше, чем взрослые. Быть может, даже больше. Жадные, хищные зверята.
Я выжил не потому, что такой хороший и благородный. Просто умный. Сумел понять, что происходит. Сумел сделать выводы. Сумел не перейти черту.
Но я знаю себе цену. Она невысока, и утешает лишь то, что цена любого иного человека не выше. Никто из нас не остался чистеньким. Каждый искупался в нечистотах собственной души, чтобы познать меру собственной мерзости. Каждый был виноват перед каждым. Встав на колени, чтобы принести клятву, мы простили друг друга молча.
Никогда не обсуждал это с братьями и сестрами. Никто из Стражей не любит вспоминать кошмар, предшествовавший Оммажу. Нас осталось двенадцать. Двенадцать выживших. Вместе с присягой верности мы получили новые имена и разрешение от сюзеренов использовать свою силу. «На благо мира», – сказали боги, уходя на последнюю битву.
Джанису и Юноне было десять лет. Августе девять. Мне и Мартину по восемь, а остальным и того меньше…
Плохо помню своих сюзеренов, но одно знаю точно: боги не добры и не милостивы, как любят твердить служители храма. Они, как и сам наш мир, – жестоки, практичны и не склонны терзаться сантиментами.
– И что ты предлагаешь сделать?
Он пожал плечами:
– Исследовать. Понять законы, по которым развивается мироздание. Изменить их, если возможно. Я занимаюсь этим последние годы и рад, что люди тоже очнулись от спячки. Знаешь, я верю в людей. Куда больше, чем в фэйри. Фэйри – стабильность, а у нас в последнее время и так слишком много стабильности.
– Я что-то не пойму: это ты так намекаешь оставить культистов в покое? Мол, занимаются важными вещами, мир спасают?
– Ну что ты! Я верю в людей, но я не идеалист. Разумеется, они ищут свою выгоду, и оставлять их в покое нельзя. Надо разобраться, с чем именно работает Орден. И потом принимать решение, – его глаза жадно блеснули. – Но их слишком много. Тебе не справиться в одиночку.
Наконец-то стало ясно, к чему все это. Не удивлюсь, если вся страшилка про гибель мира рассказана ради финального захода.
Что совершенно не означает, что она, страшилка то есть, лжива. Но и что истинна, не означает.
Вот за это я и люблю Джаниса. С ним интересно. Всегда дает пищу к размышлениям.
– Предлагаешь братскую помощь? Как трогательно. И с чего бы такая благотворительность?
Кто-то назовет меня циником, я предпочитаю слово «реалист». А еще я не жадный, но терпеть не могу, когда меня используют втемную.
Он не стал изображать непонимание и петь о чистосердечных намерениях. И на том спасибо.
– Это, – брат щелкнул ногтем по скрижали, – часть большого структурного заклинания. Что-то связанное с преобразованием магической энергии. Я бы с огромным удовольствием ознакомился с ним целиком. Как и с прочими разработками.
– И запустил бы свои жадные ручонки в чужие лаборатории, надо полагать?
Он обезоруживающе улыбнулся:
– Ты меня насквозь видишь.
Надо было решаться. Умник и в самом деле мог быть полезен. Очень полезен. Но, принимая его помощь, стоит помнить про осторожность. Брат по-своему азартен и всегда был достойным соперником. Он умеет прибрать к рукам все взятки.
Наша любимая игра: «Кто кого обставит».
Черная бы с ресурсами культистов. Меня интересовала информация. Если Джанис ею завладеет, будет делиться по капле, только тем, что сочтет «полезным и безопасным».
И это еще про меня говорят, что я считаю себя самым умным?
– Спасибо, подумаю.
Он наверняка был разочарован, но не показал.
Я встал:
– Время, дорогой братец.
– Погоди! Я хотел сказать по поводу Франчески.
И этот туда же! Что за подозрительный интерес к моей собственности?
– Девочка скучает, Элвин.
– Знаю. Ничем не могу помочь ей сейчас. Занят.
Я иногда предвкушал, как познакомлю Франческу с моим миром. Покажу рассвет на Изнанке Рондомиона – полнеба в сиреневом и розовом флере, Бауэр Бридж, зимнюю ярмарку фэйри. Она полюбит север, уверен. Его невозможно не любить.
Все будет. Но позже. Сейчас и правда нет времени.
И, может, когда я закончу с культистами, она наконец перестанет на меня злиться.
– Тебе не кажется, что это немного эгоистично?
– А тебе не кажется, что это немного не твое дело? – в тон ему ответил я.
– Она несчастна, Элвин.
– Пусть лучше будет несчастной, но живой. Еще раз: это не твое дело. Я как-нибудь разберусь со своим фамильяром и своими женщинами.
Чего он добивается? Чтобы я отпустил сеньориту погулять? Старина Честер на окраине города, рядом лес, полный изнаночных тварей. И голод частенько выгоняет жадных монстров ближе к жилью, они кружат у незримой границы владений фэйри, ловят отголоски человеческих эмоций. Мое присутствие заставляет их держаться подальше от башни, но кто знает, на какую дурость способна оголодавшая тварь.
А еще в городе встречаются стаи грисков. Мелочь, с которой разберется и обычный человек, умеющий управляться со шпагой. Только девчонке хватит и такой мелочи.