Маг и его кошка

– А вот это вторая причина. С ошейником или без него, по законам фэйри ты – собственность Элвина. Понимаешь, в отличие от фэйри, люди изначально свободны. Но могут потерять свою свободу и стать вещью. Именно это произошло с тобой.

– Я не вещь!

– Мне жаль, – он берет меня за руку. – Можешь протестовать. Но умнее изменить свое отношение к ситуации.

Изменить отношение – это смириться? Принять, что у меня теперь есть хозяин, согласится с тем, что я – вещь? Терпеть издевательства? Сидеть целыми днями взаперти, дурея от скуки, заниматься уборкой и готовкой, как простая служанка?

Никогда!

Джанис с улыбкой выслушивает мою яростную речь и кивает:

– Тогда сделай что-нибудь. Я не единственный опытный маг в этом мире. Найди другого. Лучше искать среди людей, фэйри не любят нарушать закон. Изгнание – слишком серьезная расплата.

– Элвин запретил мне выходить из башни. Так безопаснее. Хозяин заботится обо мне.

Джанис словно не замечает неприкрытого сарказма последней фразы.

– Убеди его отменить запрет.

– Как?

Он разводит руками:

– Тебе виднее, как убедить своего любовника.

– Он. Не мой. Любовник! – яростно цежу я сквозь зубы.

Оскорбительно, что все вокруг считают меня подстилкой Элвина.

– Даже так? – его глаза изумленно расширяются. Он разглядывает меня долго и пристально, как будто у меня внезапно выросли рога или что похуже. – А может, как раз в этом и проблема? Ох, прости, прости. Садись, ну чего ты вскочила? Это всего лишь шутка. Кажется, не слишком удачная.

– Лучше посоветуй, что мне делать, – бурчу я, снова опускаясь в кресло.

– В каждой шутке есть доля шутки. – Я снова завожусь, и он вскидывает руки: – Подожди, не кипятись. Я хочу сказать: с Элвином совсем не сложно иметь дело. Просто не надо с ним сражаться.

– Я с ним сражаюсь?

– Ну не я же. Ты пытаешься отомстить. Задеть. Унизить. Сделать больно, – он качает головой. – Это глупо, Франческа. Элвин любит конфликты, он азартен и упрям. А ты не в том положении, чтобы добиваться желаемого силой. Или тебе нравится, когда он ставит тебя на место.

– Глупость какая! – беспомощно говорю я. – Я с ним даже не заговариваю первой.

– В том-то и проблема. Будь чуть приветливее. Добрее.

– Еще чего! Он на меня ошейник надел, а я должна быть приветливей?!

– Он так плохо с тобой обращается?

– Да!

– Как именно?

– Он меня ударил, – начинаю жаловаться я. – Три раза, по лицу. Пытался изнасиловать. Заставляет убираться в комнате, обещал выпороть розгами…

Джанис выслушивает поток жалоб с самым серьезным видом, задает уточняющие вопросы, но я не могу отделаться от обидного ощущения, что гость втайне потешается над моими бедами.

– Настоящий негодяй, – соглашается он со мной, и уголки губ подрагивают в улыбке.

Впервые в жизни я понимаю, что чувствовали жертвы моих шуток в Рино. Смотрю на него возмущенно и беспомощно:

– Прекрати!

– Что именно прекратить?

– Смеяться. Держать меня за дуру! Делать вид, что это ничего не значит!

– Прости, но это и вправду забавно. Такое чувство, что ты просто плохо представляешь, как выглядят настоящие издевательства.

– Представляю. – От намека Джаниса, что я – малолетняя идиотка, которая не видела жизни, становится горько. Он не знает, а мне и правда есть что вспомнить.

– К слову: ты же понимаешь, что те оплеухи спасли тебе рассудок, а может, и жизнь?

Его слова не новость для меня. Уже думала об этом.

– Он мог бы разбудить меня мягче.

– Не мог, – Джанис становится неожиданно серьезным. – Чудо, что хоть так получилось. Ты не знаешь, но достаточно часа с бронзовой Варой, чтобы человек превратился в растение. Думаю, дело в ошейнике – тот тебя держал.

От его слов мороз дерет по коже, но я не показываю виду.

– Может мне еще спасибо сказать?

– Не помешало бы.

Я давлю мимолетную мысль, что Джанис прав и у каждой медали больше чем одна сторона. И снова разжигаю в себе обиду. Элвин мог бы хотя бы извиниться, если так необходимо было меня бить. Извиниться и все объяснить. А не издеваться.

– Ни за что!

Я не буду благодарна своему тюремщику за то, что он ударил меня только три раза, а не тридцать. Я буду ненавидеть его за эти три раза.

Иначе – нельзя. Иначе слишком легко признать, что он имел право меня бить. И вправе сделать это снова. И снова. Что был вправе забрать меня из дома. Распоряжаться моей жизнью. Отдавать приказы…

Отец годами пытался воспитать во мне покорность. Чем бы я стала, не будь со мной моего молчаливого, упрямого бунта?

Подчиниться насилию… утратить себя…

Никогда!

– Я не согласна быть жертвой!

– Но ты делаешь все, чтобы ею стать. Как будто специально нарываешься. Я поражен – так испортить отношения. Зачем?

– Пусть не думает, что я покорилась и согласна быть вещью!

Джанис откидывается в кресле и заразительно хохочет.

– Что? – сердито спрашиваю я.

– Прости, – говорит он, утирая слезы. – Просто этот максимализм… «Все будет по-моему или никак». Ужасно похоже на Элвина.

– Я не буду делать вид, что все в порядке!

– Тебе важно добиться желаемого? Или доказать, что мой брат – мерзавец?

– А это не одно и то же? – глупо спрашиваю я.

Он опять смеется.

Элвин