Маг в законе

Ты достал папироску, повертел в пальцах. Раздумал, спрятал обратно в коробку и, вразвалочку поднявшись по вытертым ступенькам, потянул на себя привычно заскрипевшую дверь.

К себе идти не хотелось — тоскливо одному в четырех стенах; но ты и не собирался к себе. Как не собирался и разбор чинить: думы твои правильные — что есть они?! Личина, въевшаяся копотью в старую шкуру, или шкура новая, отросшая поверх былой язвы?!

О заборо, ли роскэдава, э паш да раскри, мамо!.. о забор, тебя я поломаю…

Нет.

Нельзя.

Ехал казак за Дунай…

Крохотная квартирка отца Георгия находилась в самом конце длинного коридора.

Мелодично звякнул колокольчик.

— Заходи, Дуфуня. Не заперто, — послышалось за дверью.

* * *

Перекрестившись на скромный иконостас с горящей перед ним лампадкой, ты еще отметил задним числом: рука сама поднялась для крестного знамения. Раньше вперед голова думала, напоминала. А теперь — само.

Вера?

Или привычка?

Размышлять о таком не хотелось: только сомнениями душу истерзать. Да и не за тем пришел ты к отцу Георгию.

В крохотном кабинете тени гуляли по стенам. Тесно им, черным; жмутся друг к дружке, толкаются плечами. Окошко шторкой задернуто, на столе керосиновая лампа теплится — а сам стол, как обычно, книгами да бумагами доверху завален. На стене — полочки аккуратные; на полочках — опять книги, книжки, книжищи… И добро б церковные фолианты, как батюшке по сану положено. Ну, ладно, Библия! Молитвослов! «Православное обозрение»! «Духовный Вестник», наконец…

Нет! — тут тебе и Уложение о Наказаниях с комментариями, во всех семи томах, с золотым тиснением; и подшивка «Бюллетеня Департамента Юстиции» за последние пять лет, с самого первого выпуска; и «Круговая порука у славян» профессора Себастьянского, и «Индивидуалистическое направление в истории философии государства», вкупе с «Обозрением ложных религий — языческой, новоавраамитской и магометанской» архимандрита Израиля.

Ладно! уговорили! Обер-старец епархиальный по должности обязан быть докой в юриспруденции! в праве светском и церковном!

Молчу!..

Но Коран магометанский? Талмуд авраамитский? Толстенная книжища «Зогар», знать бы чья?! Чинское «Дао-дэ-цзин», прости Господи! — эдак родное таборное «Драда-ну-да-най» тоже чьим-то мудрым сочинением окажется! А с самого краю, стопкой — сочинения некоего господина Папюса: «Практическая магия», «Белая магия», «Черная магия», «Теория магии», «Рождение мага», «Становление мага»…

— Опять книжки разглядываешь? — отец Георгий, мягко усмехаясь, поднялся тебе навстречу из-за стола. — Заходи, садись. А чем глазеть всякий раз — взял бы, да полистал, если приглянулось. Грамотный ведь?

Во всем кабинетике и места-то было: стол поставить, полки с книгами по стенам развесить, да хозяину с единственным гостем кое-как преклонить колена. Вот ты и умостился на скрипучем венском стуле — старожилы говорят, из самой Вены еще в австро-прусскую войну вывезли дюжину красавцев, и по квартирам раскидали.

— Здравствуйте, отец Георгий. Сами знаете: грамотный я. Зачем спрашивать?

— Здравствуй, Дуфуня. А спрашиваю, ибо в толк не возьму: отчего ты книжек не читаешь?

Это у вас было нечто вроде ритуала. Почти любой разговор с отцом Георгием в его кабинете начинался с этих фраз.

— Читаю я. Вы мне Библию дали, ее и читаю. По второму разу взялся — с первого-то и не поймешь, кто кого родил!

Врешь ты, бродяга!

По второму он взялся…

— Это верно, — одобрительно кивает батюшка. — Вечная книга. Я уж и не упомню, в который раз перечитываю. Ну, а кроме Библии?

— Да не могу я две книги сразу читать — в голове все путается! Разве что газеты… новости разные…

— Ну, о чем пишут в тех газетах?

Стремление отца Георгия приобщить тебя к образованности сейчас было на руку.

— Да вот, к примеру…

Ты полез за пазуху, зашуршал припрятанным до поры номером «Харьковских губернских ведомостей», купленных утром у мальчишки-разносчика на Горбатом мосту.

— Не читали еще, батюшка?

— Нет, не читал.

— Вот здесь, где «Иностранное обозрение».

— А ну-ка, ну-ка…

Батюшка углубился в чтение. А ты украдкой глядел на него со стороны и думал: как удивительно преображаются некоторые люди, когда увлечены делом. Обычно сутулый, худощавый, какой-то нескладный, неустроенный в этой земной жизни, отец Георгий вдруг стал напоминать иконописный лик: обычно мягкие черты лица его осветились внутренним, одухотворенным светом, одновременно затвердевая; выпрямилась спина, и даже в тонких пальцах, сжимавших газету, чувствовалась теперь некая властная сила.

«Небось, когда я читаю, так полным дураком выгляжу, — подумалось невпопад. — Губами шевелю, лоб морщу, в затылке чешу… Глаза таращу. Вот разве что когда на коня сажусь… Посмотреть бы со стороны! ну хоть разок!»

Однако зловредная память немедленно отравила удовольствие, подсунув картинку: