Магеддо. Виртуальный роман

Ничего особенно страшного Григорий Петрович в своей жизни так и не обнаружил. Хотя он очень старался. На этой импровизированной исповеди самому себе. Или еще кому-то. Скорее, наоборот. Детские и юношеские ошибки не в счёт. Подлости там не было. Взрослая жизнь? Там тоже грязи не обнаружилось. Жену он любил и даже ни разу не изменил ей. Ни разу. Каждую копейку – в дом. Грязнулей, как многие мужчины, тоже не числился. Помыть за собою тарелку зазорным не считал. Как курящий человек, выработал в себе определенное отношение к этим неприятным причиндалам: всегда чистой пепельнице, без горы окурков и запахов.

Выпить и посидеть в компании – это да, любил. Но опять же почти всегда дома, куда приходили друзья и коллеги. Ресторанов, кафе, либо иных крайностей в виде посиделок в редакциях «под плавленый сырок», Григорий Петрович терпеть не мог. Выпив, агрессивным не становился, на жену и детей руку не поднимал. В иное время мог, конечно, повоспитывать пацанов и подзатыльником и по заднице – в основном старшему, Петру, перепадало, но после застолья просто брал гитару и пел Окуджаву, Высоцкого, Галича.

Жена, конечно, тащила детишек и квартиру на себе, но он обеспечивал семью. Никаких «трешек» и «пятерок» до зарплаты жена никогда ни у кого не занимала. Никаких «ремонтов своими руками» тоже не производилось. Не очень рукастый сам, Григорий Петрович просто платил деньги штукатурам, малярам и прочим спецам по клейке обоев и всего остального, а мама потом принимала работу. Да, язык у него всегда был острым, частенько «ляпал» то, что не следовало бы. Но опять же не со зла и мог извиниться. В общем, итогом его размышлений ничего не стало, не нашлось таких уж не прощаемых грехов. Наказывать так страшно вроде бы было не за что. Но факт оставался фактом. И вопросы оставались.

Доктор и «докторская»

Ответ, точнее намёк на него нашёлся нежданно-негаданно. Григорий Петрович только начал вставать, и с великой радостью шаркал до туалета, что было для него, чистоплотного человека главной победой. В дверь позвонили. На пороге оказался мужчина лет пятидесяти, представившийся врачом. Аккуратная бородка делала из него прямо-таки классического земского доктора. Григорий Петрович впустил его. Бояться чего бы то ни было или кого бы то ни было он давно перестал. «Грабить» книги, которые и составляли большую часть его состояния сегодня было немодно, а пенсия ожидалась через неделю.

Чего бояться? Правда, доктора за два года его болезни не появлялись в квартире ни разу. Выписав ему инвалидность, в поликлинике про него быстро забыли. Такие тяжёлые инсульты, как у него, обычно приводили к скорой и неминуемой смерти. Поэтому отделаться инвалидностью, означавшей немалую прибавку к пенсии, было логичным – хотя и нелегким для обычных граждан в плане «выбить» ее – делом. После этого и врачи, и мифические социальные службы просто забывали про человека. Григорий Петрович не был исключением, не смотря на все его былые заслуги.

Сергей Станиславович оказался внимательным собеседником. Оказалось, что он собирает материал для своей докторской о последствиях инсульта. Григорий Петрович рассказал о себе. Сергей Станиславович записал и собрался уходить, но уже в дверях объяснил старику что, опуская медицинские термины и прочую профессиональную белиберду, он готов сделать следующий вывод. А именно:

– Вполне возможно, Григорий Петрович, Вы чего-то ещё не сделали в этой жизни. Недоделали. Или можете исправить то, что сделали когда-то не так. Иначе Ваш и некоторые другие случаи я объяснить не могу. Не получается медицинскими параметрами объяснить, понимаете? Так что, как говорится – ищите и обрящете.

Оставив свою визитку, доктор задал еще один вопрос, на который Григорий Петрович коротко ответил:

– Да.

На том они и распрощались.

Устранение недоделок

Чтобы тут же забыть и вопрос и ответ, потому что «земский доктор» просто и гениально объяснил то, о чем так долго он, Григорий Петрович, думал все это время. Да! Именно так! Он что-то не сделал. Но что? В этом была главная загвоздка. Он медленно пошёл обратно, взял телефон и позвонил Светлане. Разговор вышел скомканным, но главное он сделал: попросил прощения, и оно было принято. Светлана даже стала раз в месяц навещать его, вместе с Ванькой. Дышать стало легче, но не совсем. Старик стал разбирать свои бумаги, попросил Михаила достать из кладовой пишущую машинку. Некогда большая редкость – немецкая, в белом пластиковом футляре – теперь она смотрелась абсолютным анахронизмом. Печатать, как и заправлять в нее листы, оказалось делом трудным для почти однорукого – левая рука работала все же плохо – Григория Петровича.