На побережье Индии португальский адмирал сперва испробовал ту же тактику устрашения. Зачем он решил похвастаться мощью, которую очевидно не мог поддерживать в дальнейшем на том же уровне, непонятно. Если он намеревался испугать торговые государства Индии, то достиг своей цели лишь частично. Каннанор, где Алмейда объявил себя вице-королем, покорился, хотя верить местным до конца было нельзя. То же самое произошло в Кочине. Каликут, однако, держался твердо. Этот результат был связан не с запугиванием со стороны Алмейды, а отражал местную политику: элиты этих городов ненавидели друг друга гораздо сильнее, чем боялись или презирали португальцев. В Каликуте, по словам Майра, Алмейда «не добился ничего» (fizeram nichil)[130]
. Но кое-что, судя по всему, произошло: вероятно, именно здесь Магеллан получил свою хромоту: через несколько лет собиратель историй о португальской Индии Гаспар де Коррейя писал, что будущий путешественник получил серьезное ранение в стычке, о которой раньше ничего не говорилось[131]. В 1506 году Магеллан вернулся на берег Суахили в составе экспедиции по укреплению гарнизонов, которые оставил Алмейда, и решению вопроса о престолонаследии в Килве[132]. Данных о роли Магеллана в этой экспедиции не сохранилось, но, согласно другим собранным Коррейей рассказам, Магеллан принял участие в самой знаменитой кампании Алмейды – битве при Диу в феврале 1509 года, обернувшейся впечатляющим успехом португальского флота в сражении с превосходящим противником. Египетские корабли, посланные на подмогу единоверцам, соединились с флотами Каликута и Гуджарата, дабы поставить португальцев на место; но Малик Аяз перешел на сторону португальцев и смог задержать гуджаратский флот[133]. Победа Алмейды позволила посадить Малика Аяза в Диу, сделав его важным союзником, и укрепила присутствие Португалии в жизни западной части Индийского субконтинента.Магеллан вернулся в Кочин в июле того же года, о чем свидетельствует сохранившаяся ведомость: часть жалованья он получил зерном[134]
. Вероятно, в том же году по дороге из Кочина началась (или впервые отмечена) его дружба с товарищем по экспедиции Франсишку Серраном: вероятно, это путешествие имело целью исследовать не до конца изученные районы океана и убедиться в наличии на берегу Суматры золота, о котором шли упорные слухи. После этого флотилия отправилась в Малакку, чтобы заключить договор, который позволил бы португальским кораблям вести торговлю. Именно в этой экспедиции Магеллан почувствовал вкус к открытиям: ни один португальский корабль прежде не заходил так далеко на восток. В Малакке, согласно не очень правдоподобному мнению первых историков того времени, которое не подтверждается сохранившимися документами, он открыл (или по меньшей мере сделал об этом сообщение) заговор с целью похищения кораблей. В последовавшей схватке он спас Серрану жизнь.История кажется чрезмерно литературной, но Серран, несомненно, был важной фигурой. Его происхождение неизвестно, но его будущее, как мы увидим, оказалось связано с Молуккскими островами: он стал первым их обитателем среди португальцев, доверенным лицом султана Тернате, активным участником торговли гвоздикой и источником информации о богатстве островов, которая помогла разжечь огонь вражды между Испанией и Португалией или подлить в него масла. Официальная придворная историография Португалии середины XVI века высказывалась в том духе, что дружба Магеллана с Серраном стала «источником большого вреда для нашей страны» (sucedeo muito damno a este Reyno), поскольку рассказы последнего могли разжечь алчность первого[135]
.К тому времени, как разведывательная экспедиция в Малакку вернулась на Малабарский берег, Алмейда неохотно передал власть своему вновь назначенному преемнику в роли губернатора (с 1515 года – вице-короля) Афонсу де Албукерке. Новый начальник стремился избавиться от ведущих сотрудников предыдущего режима. Вряд ли Магеллан был достаточно важным лицом, чтобы попасть в эту категорию, но он решил воспользоваться возможностью монетизировать свою службу и, как всякий удачливый конкистадор, отправиться домой в Португалию наслаждаться жизнью.