Магическая Прага

К племени пражских автоматов принадлежит и Одрадек из рассказа Кафки “Забота главы семейства” – плоская звездообразная шпулька для пряжи, способная стоять и перемещаться. Его “пражскость” усилена именем, представляющим собой не абстрактный Klangmaterial (нем. “звучащий материал”), как, например, “Ango Laina” Рудольфа Блюмнера[920], но чешское слово, происходящее от глагола odraditi –

отпугивать. Можно долго рассуждать и спорить о том, что такое эта шпулька со спутанными обрывками пряжи: неопределенный предмет, издающий “звук падающих листьев”, механическая кукла-альраун, подобная тем, что изготовлял маэстро Абрагам в “Житейских воззрениях кота Мурра”, или купленная на барахолке безделушка, приводимая в движение скрытыми импульсами, подобная двум смешным целлулоидным шарикам, белым в синюю полоску, забавно прыгающим по комнате пожилого холостяка Блумфельда[921].

В идеальный музей пражских манекенов я поместил бы также пражского младенца Иисуса (Pražské Jezulátko) – восковую куклу, меняющую в зависимости от сезона платьица и драпировки из шелка и вышитого золотом бархата. Эта статуэтка была привезена в Прагу в эпоху Рудольфа II, в период тесных сношений между богемской и испанской знатью. Если Голем с его массивными габаритами и после превращения его в глину всегда предвещал порчу и неприятности, то Иезулатко – прелестный карапуз, с ассортиментом изысканных платьев, выставленный в барочной кармелитской церкви Девы Марии Победоносной, стал раздатчиком целительных бальзамов, утешителем отчаявшихся сердец, целителем тел и душ. И не важно, что главным донатором этого мрачного храма, в криптах которого демонстративно выставлены в открытых гробах мумии покровителей ордена кармелитов, был безжалостный испанский генерал Бальтазар де Маррадас, который, согласно легенде “Inultus” (1895) Юлиуса Зейера, заказал скульптору Флавии Сантини статую умирающего Христа[922].

В рассказе “На самом деле” (Nämlich, 1915) пражского писателя Пауля Адлера слабоумный герой, наивный фантазер, говорит о Иезулатко: “А я очень люблю младенца Иисуса. Но я почти не боюсь его матери, она ведь из старого фарфора. У него розовые щеки и палочка в руках. Младенцу Иисусу нравится играть с большим полированным шаром. Часто мы с младенцем играем с деревянной лошадкой. Я гарцую верхом на коне, а младенец Иисус – верхом на моей спине”[923]

.

Я включил в свой рассказ статуэтку Иезулатко в качестве талисмана, да сохранит он меня и спасет от ужасного колдовства многообразных големов и восковых кукол, которых я неосторожно воскресил в памяти.

Глава 67

Латунная утка и флейтист Вокансона[924]

, турецкий шахматист барона фон Кемпелена[925], а также механические фигурки на часах – это автоматы, нашпигованные валиками и шестеренками; восковые куклы, ожившие с помощью “mécaniciens d’autrefois” (фр. “механики былых времен”)[926]

, – не что иное, как обветшавшие ярмарочные марионетки, забавы бродячих артистов, даже сравнить невозможно со свирепыми роботами, изобретенными богемским писателем Карелом Чапеком в драме “Р.У.Р.” (Россумские Универсальные Роботы, 1920)[927]. “Робот” – человекообразный, искусственный работник – это чешское слово, которое Чапек образовал от слова “robota” – барщина, тяжелый наемный труд[928].

Эти автоматы принадлежат к тому же семейству Големов, которые, хотя и изготовлены на далеком острове, все же выросли на пражской почве из ее колдовства. Голем – существо из глины, приведенное в движение с помощью “шема”, листка с именем Бога. И роботы состоят не из пружин и поршней, как ярмарочные автоматы, а вылеплены из химического вещества, которое ведет себя как протоплазма, из “коллоидного раствора”, по словам Йозефа Чапека[929], – вещества, открытого ученым-философом Россумом (от “rozum” – разум), “экстравагантным стариком”, “удивительным безумцем” из племени безумных мудрецов, которыми изобиловала эпоха экспрессионизма.

Как и Голем, робот имеет природу “Knecht”, “ewed” (на идише), а возможно, и “knouk”, пользуясь словом Беккета, то есть послушного слуги, но угрюмого и необщительного, замышляющего месть против хозяев, злоупотребляющих своей властью. Впрочем, уже в древнеславянском языке корень “rob” означал “раб”. Это племя совершенных механизмов, не испытывающих страданий и страха смерти, представляет собой идеальную рабочую силу благодаря их выносливости и дешевизне. Они прекрасно могут заменить несовершенный человеческий организм с его большими амбициями, но силой, как у сверчка.