Магические осадки не ожидаются

— Ох, милостивый господин ли Йож, Ваши слова — мед и бальзам на душу старого мастера. Но что же это я зубы Вам заговариваю. Давайте же скорее примерим Вашу долгожданную новинку, — всплеснул руками порозовевший от похвалы мастер и махнул скромно стоящей в углу сестренке: — Эмиль, мальчик мой, неси скорее перчатки господина Сра ли Йожа.

Милька, закусив губу и, кажется, затаив дыхание, с почтительным полупоклоном передала своему учителю… те самые растреклятые шкурки, которые я… того… почистил от мерзкого душка.

Упс…

— Вы только взгляните на эту дивную вышивку. Она само совершенство.

— А кожа! Пресвятая… Нежная, как лепесток розы, — вторил толстяк, рассматривая вещицу. — И какой чудесный аромат…

О да.

Аромат у меня действительно чудесный. Такой ядреный, что в жизнь не выветрится. Да еще и с кожи.

— Эм-м-м… Да, да, — как-то неуверенно покивал головой мастер, подслеповато щурясь. — Старые семейные секреты, знаете ли.

— Я хочу их немедленно надеть, — вдохновился клиент и принялся стаскивать с толстых пальцев-сосисок слегка потертую пару.

Попыхтев пару мгновений, он таки натянул на обе руки эти самые «пер-щат-ки» и покрутил обновку перед лицом, рассматривая.

А я тем временем прижал уши и на всякий случай вздыбил шерсть, заметив, как тонкая пленка марева окутывает не только толстяка, но и пожилого галантерейщика.

— Только вот… Не знаю, может, показалось из-за освещения… Это что на них такое? Грязь?

— Помилуйте, мой господин, — схватился за сердце старик. — Шагреневая замша, тончайшая выделка, невесомая, как пух, и нежная, как шелк. Эти переливы на свету только украшают ее, а…

— Какая-то она шершавая внутри, да и тесные слишком, — хмыкнул мрачнеющий на глазах толстяк.

— Господин, категорически невероятно. Я сам снимал с Вас мерки, а я никогда не ошибаюсь.

— Нет, они определенно тесные. Жмут вот здесь… И тут…

— Господин ли Йож, перчатки сидят на Вас как влитые, — сверкнул глазами мастер Шам. — Что вы такое говорите тут мне.

— Это что Вы мне тут говорите! Я же чувствую, что они жмут. А в запястье болтаются, как панталоны моей жены на…

— Это язык у вас болтается, — вдруг рявкнул мастер и, похоже, сам испугался своего непочтительного рыка.

— Да от них еще и чешется теперь все внутри! Снимите их с меня немедленно!

Рассерженный мастер схватил толстяка за руку и принялся тянуть несчастные шкурки, которые на удивление легко обнажили бледную кожу посетителя.

— Это что? Сыпь? Ты заразил меня, мерзкий негодяй? Кто тебе велел устроить это покушение? Отвечай! Кто заплатил! Ты хотел меня убить?

— Да я бы сам приплатил тому, кто избавит наш славный город Фритан от такого жадного скупердяя, как ты! Жадного и хитрого! Думаешь, я не знаю, что ты давненько занимаешься этим непотребством — обвиняя уважаемых мастеров в изготовлении некачественного товара, а потом требуя неустойку?

— Я-а-а? Я жадный и хитрый? Да если бы не я, вы бы все с голоду подохли! А ты — старый пройдоха! Наверняка делаешь свои мерзкие поделки из гнилых шкур, а шьешь их прелыми нитками! Да еще и требуешь за работу две тысячи фритов! Да за такие деньги я не то что перчатки — повозку купить могу! — брызгал ядовитой слюной краснощекий толстяк, потрясая под носом мастера парой перчаток.

— Колесо от тачки ты купишь, и то поломанное! — не менее эмоционально отвечал обычно спокойный старик разъяренному клиенту. — Жадность ли Йожа в этом городе вошла в поговорку. Всего две тысячи фритов за неделю работы, при том, что каждая твоя сигарилла стоит пятьсот!

— А ты мои сигариллы не считай!

— А ты в мою работу не лезь. Не нравится — иди в другие лавки, купи себе что-то лучше того, что делаю я, бывший Глава Гильдии Галантерейщиков. Да я эту кожу закупаю у самых дорогих поставщиков из Империи. Мне на перчатки подходит лишь шкура новорожденных волояков, которых ты от быкорогов не отличишь. А нитки мне под заказ привозят из королевства Гауз, где прядением занимаются в монастырях Пресветлой Ловии. Ты хочешь сказать, что монахини-ловиссы прядут свои нити из прелой листавии?

— Да лысого шмырга тебе в глотку, вместе с волоярами, быкорогами с ловиссами! Я не буду платить две тысячи фритов за негодный товар и вообще — подам на тебя иск в Гильдию! Я разорю тебя, жалкая сидонская рожа!

— Закрой свою жаборыбью нору, богохульник!

Милька стояла с открытым ртом и выпученными глазами. Признаться, я сам недоуменно прядал ушами. Второй раз за два года я слышал, чтобы мастер так разорялся. В первом случае виновником был ваш покорный слуга. Но даже сестренка не раз говорила (она всегда делилась со мной тем, что случилось за день в лавке, с кем ей еще поговорить, как не с родным существом), что терпению старого сида может позавидовать и Погодная башня. А уж та на своем веку чего только не перетерпела, бедная.