И тут он меня изумил еще раз просьбой прикоснуться. Он что, думает, что я призрак?
— Только быстро, — прошептала я.
И меня встряхнуло как молнией, когда Гилберт быстро дотронулся до моей руки. Да он же… он же вкачал в меня магию! И, главное, я ее приняла, впитала словно губка! Как? Я же уже не маг. С пережжеными каналами я — птица с вырванными крыльями…
— Невозможно! — прошептала я.
И только тогда заметила амулет в руке полицейского. Страшный амулет. Именно такими меня убивали, изымая магию на экзекуции. Надо спасать племянника! Как же не вовремя уехал из города отец, если верить болтливому шоферу!
К счастью, полицейский поверил в мой рассказ об особенностях семейной магии, а Гилберт оказался сообразительным и понял, что очную ставку пора прерывать, пока нас не поймали на несостыковках, а они неизбежны, взять хотя бы мой возраст на лице и в документах: какая из меня тетка для восемнадцатилетнего парня? Скорее бабушка.
Не прошло и десяти минут, как меня перенесло обратно, и я едва не наступила на хвост рыжего кота. Тот шарахнулся, обругал меня по-своему, и удалился, гордо взвеяв хвост.
А мой взгляд уперся в листок, наклеенный вместо вывески на обшарпанную голубую дверь: «Лавка Плюгта».
Не может быть! Тот самый ростовщик, о котором говорил студент-некромант? За которого по воле жадного отца должна выйти замуж его любимая? И это — в вольном граде Фритане?
Не раздумывая, я толкнула скрипящую дверь. Надтреснуто брякнул колокольчик, а я вошла в темную каморку. Ничего лишнего: стол с колченогим стулом, полупустая витрина, в которой валялись тусклые безделушки и амулеты вперемешку с дохлыми мухами, вдоль стен — пустые полки. Или тут была выставлена пыль и паутина на продажу? Постучала еще зонтом о рассохшиеся половицы — вдруг ростовщик плохо слышит?
На звук, шаркая ногами, из подсобки вышел старик, настолько древний, что впору звать некроманта и упокаивать. Ростовщик оглядел меня с ног до головы, пожевал сухими губами и прошамкал:
— Нищим не подаю!
— У нищих и не прошу, — я красноречиво посмотрела на пустые полки.
— Иди отсюда, иди, пока полицию не вызвал!
— А я, может, по делу! — и я достала из сумки магическую папку. — Мне нужно пятьсот фритов под залог артефакта. Эта магическая папка стоит гораздо больше. Не горит, не тонет, невозможно украсть…
— Дешевка, а не артефакт. У кого своровала? — Старик протянул руку, но я подалась назад и убрала папку.
— Невозможно, говорю. Нет, в руки не дам. Я передумала. У тебя грядут большие перемены и разорение, и прощай моя ценная вещь…
— Что ты каркаешь, дрянь?
— Видишь, у меня в роду эльфийская кровь? — я приподняла шляпу и показала слегка заостренное ухо. — И пророческий дар. Вот ты жениться хочешь на молоденькой красотке. Не женись.
— У тебя еще не спросил! Почему?
— Плохая примета. Денег не будет. Уже никогда, господин Плюгт. Ни денег, ни жизни.
Оценив ужас в глазах ростовщика, я повернулась и гордо покинула лавку, хлопнув так, чтобы звук колокольчика превратился в похоронный звон.
Ну и что с того, что у меня уже нет целительской магии, а вместе с ней — дара внушения! Наша непредсказуемая семейная магия проявилась в моем случае именно так: забирая болезнь, я пробуждала душу, а с ней — и совесть пациента.
Но это не всегда во благо. Точнее, никогда. Мой дар — мое проклятье.
Главу купеческой гильдии замучила совесть за бессчетные обманы, и он разорился, раздав нищим все свое состояние. Его семья выступила на суде обвинителями.
Ведьма, попавшая ко мне с безнадежно запущенным открытым переломом и заражением крови, встала на ноги, выбросила свои яды и любовные привороты и громогласно раскаялась. Полгорода узнало о коварстве и изменах своих супругов. Вторая половина города обвинила меня в том, что довела ведьму до сумасшествия.
Так что обвинение семьи Альеди в привороте и соблазнении их сына и моего жениха Симона стало только камушком, с которого началась убившая меня лавина.
Но теперь-то никто не сможет обвинить меня в применении запрещенной ментальной магии. Чего нет, того нет. Но зато есть подвешенный язык, медицинские знания и наблюдательность. Не надо быть пророком, чтобы знать: женитьба убьет Плюгта — в его возрасте вредно так волноваться — и сломает жизни двум молодым людям, лишив их будущего. Разве можно пройти мимо и не попытаться излечить их судьбы?
Вот только почему я так устала, словно и правда потратила магию на лечение, как раньше? Пожалуй, до таверны у реки я не доползу. Если бы не зонт, на который я опиралась, как на трость, давно бы упала. И так уже полгорода прошла пешком, и мои ботинки скоро развалятся.
Подходящий ночлег я нашла, уже совсем выбившись из сил.