— Еще бы. Все, что он говорит, такое взвешенное. — Не всегда. Когда мы были в парке Мари Кертис, было иначе. И во время экскурсии по «Ньюгену». Тогда он сбивался. — А какая разница?
— По-моему, он смущается в твоем присутствии. — С такого расстояния глаза Кейс кажутся темнее. Она смотрит на меня так, словно я должна что-то понять, но никак не могу. — По-моему, и он тебя тоже смущает.
Я поворачиваюсь к двери:
— Пойдем домой.
— Осталось меньше двух недель.
Я ничего не отвечаю. Открываю дверь и топаю в кухню, ведь еда — лучшее на свете успокоительное.
Вхожу туда — и резко останавливаюсь.
Все домашние скопились в кухне и о чем-то разговаривают, а обычно в это время все расходятся по дому заниматься своими делами.
Бабушка сидит за столом и держится обеими руками за великанскую чашку чая. Рядом с ней сидит Иден с такой же чашкой, полной темно-коричневой жидкости — должно быть, горячего шоколада. Остальные взрослые пьют кто чай, кто кофе, а мои двоюродные сидят без напитков. Дядюшка стоит у стола и, как обычно, методично чистит ножиком большое красное яблоко.
Все разговаривают оживленно, но тихо-тихо — неудивительно, что я и не знала, что они в кухне, пока не вошла. Но теперь, когда они увидели меня, все голоса тут же смолкли.
Я так давно сдерживалась, что теперь внутри словно разжалась раскаленная пружина — жар заливает мое лицо и пальцы.
— Опять обо мне сплетничали? Обсуждали, что я такая рохля, что не справлюсь с заданием, зато влюблюсь в первого же мальчишку, который согласится иметь со мной дело?
От злости я шиплю и булькаю, будто раскаленное масло на сковородке. Все, что я затолкала поглубже вчера, рвется наружу, смешиваясь с моим сегодняшним отвращением к себе.
Мама белеет от ужаса, видимо поняв, что вчера я их подслушала, но быстро берет себя в руки:
— Что за тон?!
— А что такого? Мне надо делать вид, словно вы не говорили ничего у меня за спиной?
Я оглядываюсь вокруг. Все смущенно ежатся, понимая, что я теперь знаю. Точнее, только взрослые. Алекс и Кейша ничего не понимают.
— Будто вы не молчали о тете Элейн, словно это постыдная тайна?
Мама качает головой:
— Мы не понимаем, о чем ты…
— Не ври! Вы хотели, чтобы я хладнокровно убила мальчика. Все только и твердят, что надо делать все ради семьи. А при этом вы стерли воспоминания о ней, будто она пустое место! Вы так к ней относитесь, да? Она для вас пустое место?
Раздается оглушительный грохот — это папа с размаху ударяет кружкой о стол. Кружка разлетается вдребезги, осколки брызжут во все стороны. Иден вскрикивает и громко плачет.
— Уилл, что ты делаешь?! — Прия хватает дочку на руки и выбегает из кухни.
Папа смотрит на отбитую ручку чашки в своих окровавленных пальцах. Крутит запястьем, чтобы осколки снова превратились в целую чашку, но ничего не получается.
— Она не пустое место, она моя сестра!
Он смотрит на меня, видимо ожидая, что я удивлюсь. Мне нечем его порадовать.
— Твоя сестра, жена дяди Ваку, мама Алекс и исследовательница, которая изобрела геномоды совместно с Джастином Трембли.
Только когда я вижу ошарашенное лицо Алекс, до меня доходит вся серьезность того, что я сейчас сказала.
Да чтоб меня хакнуло. Надо было молчать. Надо было сначала все рассказать Алекс. Один на один. А не выпаливать все при всех, застав ее врасплох.
Кейша и Кейс смотрят на меня исподлобья, я краснею. Они-то помалкивали, как я и просила, а я не исполнила свою сторону договора.
Бабушка громко вздыхает:
— Ну вот, приехали.
— Мы договорились не обсуждать этого с детьми, пока они не вырастут! — Дядюшка раздувает ноздри.
— Вообще-то Алекс уже девятнадцать. А Вайя, похоже, знает уже более чем достаточно. — Бабушка переводит взгляд на меня. — Правда ведь?
Я скриплю зубами.
— Нет. И все благодаря тебе. — Я набираю в грудь побольше воздуху и поворачиваюсь к Алекс. — Прости меня, пожалуйста, я должна была сказать тебе первой.
— Поздно, — качает головой Алекс. — Мне очень интересно услышать, что скажет о моей матери бабушка, которая всегда отказывалась обсуждать ее со мной.
Я смотрю на бабушку выпученными глазами. Я не знала, что Алекс уже спрашивала ее о своей маме.
— Я больше тебе не верю, — говорю я. — Если бы я промолчала, ты и дальше притворялась бы, будто ее никогда не было.
Бабушка отвечает суровым взглядом:
— А ты не вешай все на меня. Элейн сама так решила. Ей нужно было, чтобы Трембли ее забыл, и она не хотела, чтобы вы, дети, ее помнили.
Жар в моей груди тут же гаснет.
— Как это?!
Алекс встает и прислоняется к стене.
Мне в голову не приходило, что это тетя Элейн решила, что мы должны забыть ее.
Мама усаживается рядом с бабушкой.
— Я могу…
— Сама разберусь.
— Я же ее мать, мне надо…
— Я матриарх.
Мама прикусывает язык.
Тетя Мейз подтягивает к себе табурет и устало опускается на него.
— Ну что ж, давайте поговорим.
— Значит, теперь тебя устраивает, что мы будем все знать?
С тех пор как мы вернулись домой, Кейс молчала. А сейчас задает вопрос бабушке, не глядя на свою маму. Кейша и Алекс тоже смотрят на бабушку не мигая.
Я впервые в жизни вижу, как бабушка прячет глаза.
И не от Кейс и Кейши.
От Алекс.