Магия и кровь

Рядом с нами парит дрон и снимает жюри на обходе, я стараюсь на него не коситься.

Стивен смотрит на бабушку в кресле. Она не реагирует никак — сидит и смотрит в телефон.

— Кто помогает вам сегодня?

— Бабушка, — пищу я и показываю на нее. Она откладывает телефон и сухо улыбается. — Это она научила меня печь бейки, когда я была маленькая. Этот рецепт бабушка получила от своей матери, а я внесла в него некоторые изменения — и свои собственные, и по рецептам моей тети.

Стивен оглядывается:

— Ваша тетя тоже здесь?

— К сожалению… Она уже умерла.

Он делает круглые глаза:

— Как это грустно! Соболезную.

— Спасибо. После нее осталось много рецептов, я их пробую.

Сейчас мне особенно жаль, что я ее не помню. Папа говорил, мы с ней готовили вместе. По крайней мере, я знаю, что воспоминания пропали не навсегда. Мне будет труднее их восстановить, чем взрослому вроде Джастина, но стоит постараться.

Судьи опустошают тарелки и допивают напиток из гибискуса, но порции очень маленькие, поэтому я не уверена, стоит ли воспринимать это как комплимент. Вглядываюсь в лицо Чатури — она одна все это время молчала.

Она ничего не говорит, только улыбается. Судьи благодарят меня и двигаются дальше.

Бабушка хмыкает:

— А меня ты собираешься угостить или что?

Я спохватываюсь и готовлю порцию и для бабушки. Теперь, когда я узнала о ней кое-что новое, она даже выглядит в моих глазах иначе. Все это время мне не приходило в голову, что могло быть что-то общее в том, что выпало на мою долю и что когда-то было с ней. Бабушка рискнула всем, лишь бы поступить так, как считала правильным.

Она кладет в рот маленький кусочек, тщательно жует и смотрит на меня:

— Сама рецепт придумала?

— Да, решила, так будет вкуснее.

Бабушка доедает булочку и отставляет пустую тарелку.

— Я никогда не спрашивала, кем ты хочешь стать.

— Что?!

— Когда я была моложе, все определялось колдовским даром. От него зависела вся твоя дальнейшая жизнь. — Она стискивает зубы. — Меня это просто бесило.

— А какой у тебя дар?

— Неважно! — отмахивается бабушка. — Важно другое: я не хотела, чтобы он определял всю мою жизнь, но вас воспитывала иначе, даже отговаривала от подобных мыслей. Одна только Кейс не стала меня слушать.

— Ничего, я все равно не знаю, кем хочу быть.

Бабушка прищуривается.

— В этом-то и беда. — Она резко встает. — Мне надо в туалет. — Она приостанавливается и практически шепотом добавляет: — Пальчики оближешь.

Я не успеваю ничего ответить, и она уходит.

— Можно попробовать? — Голос Люка ударяет меня в спину не слабее, чем волшебный хлыст во время темного обряда.

Я разворачиваюсь. Он стоит перед моим столом в черном худи без рукавов и рваных джинсах. Совершенно в стиле Люка. Выражение лица у него жесткое — как тогда, когда мы впервые встретились. Напряженное, но все же не злое. Я не видела Люка с тех пор, как напала на него с ножом.

Кроме того, я не разговаривала с ним с тех пор, как осознала свои чувства. Меня внезапно охватывает смущение. Будто он все поймет, если просто посмотрит мне в глаза. Я обычная девчонка, сильно, на уровне влюбленности, увлеченная парнем, которого едва не убила.

— Конечно. — Я бросаю во фритюрницу комочек теста.

Люк оглядывается.

— Кейс что-нибудь сообщили о стажировке?

Ну и влипли же мы. Стоим, щебечем, будто вчера ничего и не было.

— Еще нет. — Я нервно сглатываю. Люк сам говорил, что не может повлиять на распределение мест, поэтому все, что происходит между нами, никак не повлияет на шансы Кейс. И даже после вчерашнего вряд ли он так поступит с ней… и со мной. — Какими судьбами ты тут оказался?

— Я пришел к тебе.

В груди поднимается волна жара, руки у меня трясутся, когда я проверяю фритюрницу.

Люк протяжно вздыхает:

— Джастин разрешил мне перезапустить программу «Ньюсап». Я ухожу из «Ньюген-пары», чтобы возглавить исследования «Ньюсапов». Там будет много работы с прессой, но он дает мне возможность возродить это направление.

— Потрясающе! — ахаю я. — Ты же об этом и мечтал!

— Да.

— А что изменилось?

Почему Джастин решил вернуть Люка в компанию?

— Я поговорил с Джастином обо всем, что случилось.

Руки у меня еще дрожат, когда я вынимаю булочку из фритюрницы и кладу на нее масло с приправами и бакаляу. Я пододвигаю тарелку Люку.

— И что?

Он трясет головой:

— Когда ты набросилась на меня, было видно, что ты не сомневаешься, будто твердо решила убить. Зачем это тебе?

— В тот момент мне показалось, что это единственный выход.

Больше ничего мне в голову не приходит.

— Ты и сейчас так думаешь?

— Не знаю.

Люк то ли фыркает, то ли смеется:

— У тебя почти получилось, поверь мне на слово. Я здесь только потому, что вмешалась какая-то сила и спасла меня.

— Чего?! — Я моргаю, глядя на него.

— Когда ты уже занесла нож, меня что-то дернуло в сторону. Что-то такое, чего я не видел. Сам я не двигался. Меня что-то сдвинуло.

Не представляю себе, как даже подступиться к тому, чтобы все ему объяснить, поскольку сама не могу взять в толк, о чем он говорит.