Магия имени

И только потом пошла взглянуть на сына. А он лежит на полу и не дышит! Как она испугалась тогда! Ноги подломились, и она опустилась рядом с Васенькой. Схватила его, а он холодный, застыл весь, как лед! Она давай его трясти и кричать. И что делать, не сообразит. Потом кинулась на улицу к телефону-автомату «Скорую» вызывать. Слава богу, хоть исправный был!

Врач сказал, у сына истерический припадок. У детей с повышенной возбудимостью бывает. Перерастет. Но нужно создать условия. Питание, витамины, никаких стрессов, терпение и ласка. И лучше оставить ночную работу.

– А отец где? – спросил врач.

– Нет отца, – ответила Люська, испытывая такую боль оттого, что у мальчика ее нет папы, такую жалость к нему, обделенному отцовской лаской, что не выдержала и разрыдалась.

– Вы, мамаша, не убивайтесь, – сказал доктор, – ничего страшного не произошло. Мальчик хороший, маленький только для своего возраста. Вы к какой детской поликлинике относитесь? К пятой? Зайдите к заведующей, скажите, от Здоровенко, пусть ребенка обследуют, если надо – поставят на учет. Там и путевку в санаторий получите бесплатную, и лекарства. Все будет хорошо!

И действительно, все так и было, как сказал врач «Скорой помощи». Выправился Васенька. Люська бросила денежную работу в ресторане, перешла завстоловой на завод – тоже место доходное, хотя с прежним не сравнить. Станислав Сигизмундович постарался, устроил ее. И с мальчиком сидел, когда нужно было. Казалось, все ничего, а только через два года припадок повторился и с тех пор нет-нет да и случается опять. Не так чтобы часто, а раз-два в год. Теряет Васенька сознание, часами лежит, как неживой. Люська куда только его не возила! И Станислав Сигизмундович травами отпаивал. Вроде помогало, припадков по полгода не было, а то и целый год, а потом все начиналось снова. И за что, за какие грехи к мальчику подлая хворь привязалась? За ее, Люськины, грехи! А в пятнадцать у Васеньки ноги отнялись. Почему – не знают. Говорят разное. И ничего не помогает. Уж как Люська убивалась, не передать! И массажистку нанимала, и по знахаркам, и по курортам моталась! Да так ничего и не помогло. Васенька умный, ласковый вырос. Учился неплохо, школу закончил, техникой интересуется, компьютерами. Станислав Сигизмундович ему на семнадцатилетие подарил компьютер, вдвоем сидели, осваивали, в игры играли. Да и сейчас – что старый, что малый, оба кричат, смеются громко. А на экране человечки бегают, кричат, стреляют! Цирк! Васенька и курсы компьютерные закончил. Зарабатывает, программы пишет. Музыкой интересуется, друзей много, по компьютеру разговаривают, общаются. В шахматы со Станиславом Сигизмундовичем или с Ростиком, дружком своим школьным, играет. Ростик – умный, серьезный мальчик, брата воспитывает, и бизнес у него. Ездит Васенька по дому на своей американской коляске из гуманитарной помощи, тоже Станислав Сигизмундович устроил. Когда он привез коляску, Васенька нарадоваться не мог – автоматика, сама ездит, да не ездит, а летает! А пять лет назад машину купили с ручным управлением. Все бы ничего, а нет-нет да и подумает Люська иногда, что взрослый Васенька уже, двадцать восемь исполнилось, жену бы ему подыскать…

Люська даром что немолодая, берется за любую работу. Убирает у людей, с детьми сидит, газетами торгует. «Мама, – говорит Васенька, – отдохни! Я заработаю!» Золотой мальчик! Эх, ноги бы ему! Красивый, умный, добрый, за что такое наказание?

Люська и Люська. И в шестнадцать, и в сорок с гаком. Людмилой Ивановной называет ее соседка из второй квартиры, Марина Юрьевна, Мара, пианистка из филармонии, очень культурная женщина. Муж ее, Артур Алексеевич, мужчина видный, осанистый, но говнистый, правда, с подковыркой, тоже «Людмила Ивановна» да «Людмила Ивановна», а сам зубы щерит, Люська у них убирает. Да участковый Владик Чеканюк, который наведывается время от времени (делать ему больше нечего, лучше бы хулиганов ловил!), после того как Люську полтора года назад доставили в райотдел («Замели», – выразился Васенька) за дебош в общественном месте – на базаре. Ну, еще когда ей вручали грамоту и премию от профсоюза за хорошую работу. Ну, и Трембач, бывший интеллигент, просит в конце месяца:

– Людмила Ивановна, займи «лимон» до получки!

– Перебьешься! – отвечает обычно Люська.

– Увы, не перебьюсь! – вздыхает Трембач. – К сожалению, Людмила Ивановна, не перебьюсь, ибо нахожусь в плену у подлого зелья! Так дашь или как? До получки?

* * *