Джуди привезла нас в церковь на своем маленьком «реббите». Я всеми силами сдерживала подступающую к горлу тошноту и с грустью ощущала, как исчезает утренняя бодрость. Это были еще не похороны. Все кругом было разноцветным и ярким: осенние листья, голубое небо, сияющее солнце. Все выглядело сильным, энергичным, самоуверенным — полная противоположность тому, что чувствовала я. Риз наверняка наградил бы пейзаж каким-нибудь оскорбительным эпитетом, а мне в голову не приходило ничего подобного.
Мой желудок буквально выворачивало наизнанку, и я жалела, что не захватила с собой флакон быстродействующего средства от расстройства, с которым не расставалась последние двадцать четыре часа. Еще хуже становилось тогда, когда необходимо было справляться и с чувством голода и подступающей тошнотой. Желудок, который издавал неприятное громкое урчание и треск, без сомнений, можно было считать одним из средств, способных причинить адские муки.
— Силла, дорогая моя, ну как ты себя чувствуешь? — спросила Джуди, затормозив под светофором. — Мы переживем это, — продолжала она, не услышав от меня ответа на свой вопрос. «Нам не впервой такое» — этого она не сказала, но я ясно поняла, что именно она имела в виду.
Я посмотрела на Джуди, одетую в изысканный наряд, который мне не доводилось видеть с июля: в костюм из недорогого шелкового полотна. В ушах у нее были гигантские жемчужные клипсы. На голове красовался шиньон, приколотый к волосам булавками с драгоценными камнями.
К моему розовому сарафану Джуди тоже подобрала подходящее украшение — жемчужное ожерелье, а также заставила меня надеть серую шерстяную кофту, потому что было все-таки очень холодно. Она даже извлекла откуда-то парикмахерские ножницы и подровняла несколько наиболее буйных прядей и каким-то особым образом закрепила в моих волосах заколки. Я выглядела подростком, выряженным к Пасхе, но никак не к похоронам брата.
Мы приехали в церковь, и гут я струсила, уступив Джуди свою роль радушной распорядительницы.
Я была здесь лишь по одной причине.
Я оставила Джуди возле входа, поручив ей приветствовать гостей, пожимать им руки, после чего они поднимались к престолу, где я должна была стоять у гроба, сделанного из светло-желтого дерева. Я провела рукой по его гладкой поверхности, на фоне которой мои пальцы выглядели мертвенно-бледными. Хотя именно я дала согласие оставить гроб открытым, я не хотела смотреть на него.
Жители Йелилана шаркали ногами и что-то бормотали, собираясь позади меня. Я слышала сопение и легкий стук каблуков по полу. Справа от меня мистер Артли негромко наигрывал на фортепиано печальную мелодию.
Вот он — тот самый момент.
Закрыв глаза, я достала из сумочки книгу заклинаний — такую маленькую, старую, потертую вещь, которой суждено было причинить мне столько боли. Я прижала книгу к животу. Воспоминания, связанные с ней, промелькнули в моей голове. Вот я открываю ее на кухонном столе, показываю Ризу, держу ее на своих коленях, слушаю, как он своим звучным голосом перечисляет ингредиенты.
И снова мой желудок сжался. Я уже никогда не посмеюсь вместе с ним, не поем приготовленный на гриле сэндвич с сыром и помидором; не отругаю его за то, что он бросил свои пропотевшие беговые шорты на полу в ванной комнате; не обвиню его в том, что он слишком много пьет; не стану подшучивать над ним за то, что он выбрал себе в подружки девушку с сомнительной репутацией, не буду внушать ему, что, ради всего святого, надо получить диплом инженера, а не останавливаться на фермерской деятельности. Риз, который был таким расторопным и дельным и так заботился обо мне… ушел.
Я не могла дышать. В груди кололо, и я склонилась над гробом. Я с трудом удерживалась от того, чтобы не начать колотить по нему кулаками, не расколоть его на тысячу кусков, а потом разбросать их повсюду.
Наконец я заглянула внутрь. Это был не он, действительно не он. Его лицо было таким же чужим, как и мое собственное, отразившееся сегодня в зеркале. Его волосы были зачесаны назад; щетина, из-за которой я его всегда дразнила, исчезла. Лицо спокойное, но какое-то ненастоящее, фальшивое. Не такое, каким оно бывало во сне. Пустое, мертвое.
Я сунула книгу под его скрещенные на груди руки.
— Прости меня, Риз, — прошептала я.
Никогда и ни за что я не должна была втягивать его в эту историю с магией. Никогда и ни за что я не должна была упиваться его силой и верить в то, что она может привнести что-то хорошее в нашу жизнь, она привела только к смерти.
И сейчас я должна зарыть эту магию в землю вместе с телом моего брата.
После похорон (выдержал их с трудом), я довез отца и Лилит до дома и отправился к Силле. Мне не хотелось идти по лесной дороге и кладбищу.
Улицы были запружены машинами, и мне пришлось лавировать между ними. С каждым шагом я ощущал себя все более опустошенным, словно в груди вместо сердца образовалась большая яма. На крыше сидело не меньше дюжины ворон. Они ничего не делали, просто наблюдали за всем. Не летали и не каркали. Внезапно одна из них расправила крылья.