Магия лета

— Охотно, милорд, — ответила Фрэнсис, посылая Хоку улыбку, исполненную фальшивой нежности, — при условии, что гости не будут строго судить мое исполнение.

Последовали шумные заверения в снисходительности.

Фрэнсис посмотрела на свои пальцы, легко покоящиеся на клавишах. Что же им спеть, этим англичанам, для которых она есть и будет шотландкой? Что ж, она шотландка и горда этим! Она решительно отстранила от себя и роскошную гостиную, и лица слушателей, и саму Англию, позволив Шотландии вернуться и окутать ее своим хранительным присутствием. Пальцы, казалось, взлетели над клавишами по собственной воле.

Как алой розы нежный цвет,

Чиста любовь моя,

Она прекрасна, как рассвет, Как песня соловья.

Скорее высохнут моря,

Рассыплется гранит,

Чем без следа любовь моя

Исчезнет, отгорит.

У нее был удивительно мягкий, глубокий голос — грудное контральто. В какой-то момент Хок заметил, что глаза его закрыты. Возможно, он хотел, чтобы песня струилась сквозь него, как медленный и полноводный поток, но он хотел видеть лицо Фрэнсис и потому предпочел смотреть. Она выглядела отрешенной, безразличной равно к похвале и неодобрению, и щедрые аплодисменты, которыми наградила ее аудитория, показались ему едва ли не излишними. Единственным, что удержало его от возгласа восхищения, было воспоминание о том, как одурачили его в «Килбракене».

Она безгранична, твоя способность приспосабливаться к обстоятельствам, — заметил он насмешливо. — Настоящий хамелеон, а не женщина! А может быть, однажды ты превратишься в змею, готовую укусить!

Никто, кроме Фрэнсис, не слышал этих слов. Гости наперебой уговаривали ее спеть еще что-нибудь, но она опустила руки с клавиш на колени.

— Иногда я жалею, что не могу превратиться в змею, — ответила она очень тихо, глядя мужу в лицо. — Если бы мне была дарована такая способность, мой яд был бы самым смертоносным на земле.

Вместо того чтобы нахмуриться, Хок весело улыбнулся и предложил ей руку. Фрэнсис приняла ее, всем своим измученным существом ощущая сентиментальный взгляд Розали. На глаза жены викария даже навернулись слезы умиления. Фрэнсис подумала: «Каждый слеп, когда это ему удобно и когда спектакль разыгран по всем правилам».

— И куда же ты нацелилась бы, если бы решила укусить меня? — спросил Хок и, не получив ответа, задумчиво продолжал:

— Наверное, ты выбрала бы самое уязвимое и самое ненавистное тебе место. Что же это может быть… хм… я догадываюсь. Не то чтобы я возражал против твоего рта в том районе, но зубы… зубы — это слишком.

Пальцы Фрэнсис, лежащие на его запястье, сжались в сильнейшем щипке. Хок подпрыгнул, но улыбаться не перестал.

— Может быть, сыграем партию в пикет? — Голос лорда Денверса прокатился по гостиной, заставив обоих вернуться к роли хозяев дома. — Я слышал, милорд, о вас отзываются как о мастере карточной игры, но и я не промах в пикете. Может быть, мне удастся отыграть мои двести фунтов?

— Его св… Хок играет превосходно, — оживилась Фрэнсис, перед которой забрезжила надежда ускользнуть с глаз мужа хотя бы на время. — Это будет игра из игр!

Викарий с женой отбыли сразу после чаепития.

Фрэнсис для приличия наблюдала за игрой, до тех пор пока не стало ясно, что лорд Денвере берет верх и внимание Хока полностью не переключилось на карты. Он рассеянно кивнул в ответ на пожелание доброй ночи, и она спаслась в свою комнату с торжествующей улыбкой на губах. «Так тебе и надо», — думала она.

Некоторое время она лежала, вытянувшись в струнку, напряженно ожидая звука шагов в спальне

Хока. Однако там царила тишина, и мало-помалу Фрэнсис уснула. Ей снились всхрапывающие жеребцы, кобылы, встающие на дыбы, и на этом беспокойном фоне то и дело всплывало насмешливое лицо мужа.

Был час ночи, когда Хок бесшумно прошел в спальню жены. Он приблизился к постели, поднял свечу и долго смотрел в лицо спящей Фрэнсис. В какой-то момент он протянул руку, но убрал ее, так и не коснувшись приоткрывшегося плеча.

Еще не время, подумал он. Он подождет — дело того стоит. Он подождет.

Хок улыбался.

На следующее утро, сразу после завтрака, гость отбыл из Десборо-Холла. Оказалось, Хок изрядно облегчил его карман во время игры в пикет, но это не стерло широкой улыбки с лица лорда Денверса.

Хок и Фрэнсис помахали вслед его коляске, как добропорядочнейшая супружеская чета.

— Я вижу, пребывание в Лондоне пошло вам на пользу, — сказала Фрэнсис. — Как много денег этот бедняга проиграл вам?

— Пять сотен фунтов.

Его тон был отсутствующим, но от взгляда, который, казалось, видит ее всю, она невольно сжалась, готовясь сделать шаг назад при первом же движении руки мужа.

— Когда ты спишь, у тебя невинный и доверчивый вид. Человек незнакомый может подумать, что ты податлива, как теплый воск. Подумать только, как меняет женщину закрытый рот!

— Вы были в спальне… и не прикоснулись ко мне? — вырвалось у нее прежде, чем она успела прикусить язык.

— Нет, не прикоснулся. Я знаю, ты разочарована, но карточная игра — занятие утомительное. К тому же торопиться мне некуда.

— Я нисколько не разочарована, милорд!