Магнолия

— Он меня искал? — Магнолия наклонилась, вытащила длинный осколок стекла из-под синей книжной обложки. Книги в обложке не было.

— Нет, девочка моя. Он меня искал, — вздохнул Доктор. — Его хозяин почему то решил, что раз я вас всех спас в свое время, то теперь соглашусь участвовать в его людоедских играх. Н-да… А вот ты, девочка моя, почему не с ними? Виктор вроде говорил, что всех вас они там собрали…

— А почему же Виктор тебя не освободил? — Магнолия в недоумении остановилась над Доктором, поблескивая осколком стекла.

— Ну, немножко все-таки освободил, — усмехнулся Доктор, тут же расплатившись за свою усмешку коротким стоном — подсохшая было ранка на верхней губе треснула, и оттуда взбухла темно-бордовая капелька. Доктор лизнул ее и пробормотал: — Рот он мне все-таки отклеил. Иначе как бы мы разговаривали? А потом — когда не договорились — опять заклеил. Вернул, так сказать, все в исходную позицию. Хороший мальчик, аккуратный. Ты режь, детка, режь.

Магнолия ничего не поняла.

— Ты, может, сам попросил его сделать, как было? — предположила она, становясь коленями на мягкие книжные страницы и начиная пилить веревку на набрякших докторских руках. Осторожно, стараясь не поцарапать. Нитку за ниткой, волосок за волоском.

— Эх, нет, девонька ты моя дорогая, — закряхтел от смеха Доктор. — Это он по своей инициативе так постарался. Раз, значит, я не участвую в их общем деле, значит, и они — со своей стороны — не участвуют в моей судьбе. Умывают, так сказать, руки.

— Кровью? — заинтересовалась вспомнив Викторовы слова.

Веревка поддавалась плохо, и Магнолия закусила губку, как школьница, старательно выполняющая домашнее задание.

— Что — кровью? — переспросил Доктор.

— Руки умывают — кровью?

— Да пока нет вроде, — задумчиво пробормотал Доктор и добавил жалобно: — Ох, устал я, детка, разговаривать. Рот очень болит. Давай помолчим?

Магнолия вздрогнула. Кто-то еще был в комнате, кто-то вполголоса говорил одновременно с Доктором. Она затравленно глянула по сторонам.

— Что еще случил ось, — девочка моя? — почти спокойно поинтересовался Доктор снизу.

И чуть не одновременно с ним эту фразу произнес другой голос — глуховатый, бесцветный. Только немножко раньше.

— Кто здесь?! — вскричала Магнолия, вскакивая с колен.

Доктор тоже приподнялся, осматриваясь. Медленно произнес:

— Деточка… что, что такое?..

Магнолия вздрогнула, уставилась на него. Дело в том, что докторский вопрос был точным — как эхо! — повторением вопроса, уже произнесенного кем-то мгновение назад.

— Ты, ты слышишь? — шепнула она. «Что?» — спросил безликий голос.

— Что? — нетерпеливо уточнил Доктор.

— Чьи слова ты повторяешь? — невольно пошатываясь, опасливо спросила Магнолия.

«Ничьи не повторяю», — ответствовал негромкий тусклый голос.

— Ничьи не повторяю! — раздосадованно (насколько ему позволял изуродованный рот) воскликнул Доктор.

«Свои говорю», — подсказал безликий голос.

— Свои говорю! — запальчиво повторил Доктор.

— А ну-ка — скажи еще что-нибудь, — попросила Магнолия. Кажется, она начинала догадываться.

«Что еще за прихоти. Скажи толком — что произошло?» — произнес тусклый голос. И Доктор немедленно, хотя и более эмоционально, воспроизвел эту фразу.

Магнолия почувствовала громадное облегчение.

— Все в порядке! — весело сказала она. — Просто я слышу твои мысли, перед тем как ты их выскажешь.

Доктор выпучил глаза, замер на секунду, соображая, а потом она услышала: «И что я сейчас думаю?»

— И что я сейчас думаю? — подтвердил недоверчивый докторский голос.

— Ну, я не знаю, что ты там такое себе думаешь, — пожала плечами Магнолия. — Я слышу только то, что ты собираешься вслух сказать.

«То есть то, что уже приняло словесную форму?»

— То есть то… — начал Доктор. И смолк.

— Да, — нетерпеливо согласилась Магнолия, опять принимаясь за веревку. — Наверно. Словесную форму. Твои будущие слова.

«И сейчас слышишь?»

— Слышу. Так что можешь не напрягать свой бедный рот. Будем общаться мысленно.

«Вот какие вы, оказывается, супермены».

— Супера, — поправила Магнолия.

«Да уж — супера так супера, — все так же мысленно согласился Доктор. И добавил: — Две жертвы вашего суперства уже вол валяются. Бывшие мои тюремщики. Я, говорит, их заступорил — это Виктор наш. Не будут, говорит, мешать. И так это он горделиво…»

Тусклый голос смолк.

— Что — «горделиво»? — переспросила Магнолия.

«А? Извини. Отвлекся. Перестал словами думать. Как он тут стоял, вспомнил. Красавец наш. Виктор-победитель. Очень уж горделиво разговаривал. Не по-людски. Как полубог, которому дано карать и миловать. Паскудник… Я ведь тогда сразу спросил: хорошо, заступорил — а надолго их хватит — без дыхания лежать? Это же все равно что клиническая смерть. Через пять минут отомрет кора — и что? Считай, нет человека. „Когда надо будет — отступорю!“ Вот и весь ответ паскудника-полубога. А потом просто бросил и отбыл восвояси. Такие вот вы, девочка моя, оказывается, супера всемогущие. Небезопасно с вами простым людям дело иметь…»

Бесцветное бормотание опять стихло.

— Снова не словами думаешь, — сказала Магнолия, продолжая возить стеклом по веревке.