«Да, детка. Путч. Думаешь, только по видику путчи бывают? Да, путч. А что за путч, какие за ним силы стояли — это до сих пор во мраке неизвестности. В полумраке, скажем так. В газетах упоминался Комитет по спасению культуры. Ну и, конечно, общество „Основа“ во главе с Калюжным. Все. Хотя и танки на улицах все видели — неизвестно каких частей. И самолетов какое-то количество мятежникам удалось поднять в воздух. Но об этом — молчок! Будто военные и вовсе не причастны. Будто и не причастны, Ага, будто. Да. Не причастны. Будто не причастны. Будто, да…»
Он явно думал о чем-то своем. И до Магнолии доносились только обрывки мыслей — невнятное бормотание вполголоса.
— Доктор, — укоризненно напомнила о себе Магнолия, — ты не забыл, что рассказываешь для меня? Внимательнее, пожалуйста. Кто «не причастен будто»?
«Да военно-промышленный комплекс наш. Который будто бы со всей решительностью подавил заговор. А может, Калюжный, и правда, только прикрытием для них был? Вроде пугала? Ведь в итоге-то все получили они — вояки. Надолго ли? Генерал-майор Прищепа — он, конечно, бравый дядька. Президент, мол, не справился с ситуацией — и тому подобные решительные заявления. Короче, нет больше того президента. А вот теперь посмотрим, как он сам справится. Прищепа наш дорогой… Одно дело — задавить дилетантов… Короче — задавили. К вечеру войнушка развернулась — вовсю. Почти как по тому видику. Только страшнее. Я с ранеными помогал разбираться — и вдруг один говорит, что брали объект за городом, а там в чанах, мол, люди плавают. И второй, что с ним поступил, подтверждает: точно — там лаборатория, вроде химическая — и в огромных кастрюлях — люди… Люди! А сам — бинты… И с мясом… Неужто выжил? Так и не узнал — а хотел… Ведь хотел. А знать надо. А надо знать… А надо ведь…»
Тусклый монолог оборвался. Магнолии вновь пришлось напомнить:
— Словами, Доктор, пожалуйста, словами думай.
«Да-да, — спохватился Доктор. — Так вот, значит. Раненые — говорили. А я, хоть уже и на ногах почти не стоял — замотался совсем, — но среагировал. Взял машину, прихватил рядового, из санитаров — Юрку Безродко, пригнали на место, смотрим — действительно: лабораторные корпуса — и никого. Побежденные драпанули. Победители кинулись их догонять. Вы только и плаваете. Рыбки мои золотые. Ты, правда, не плавала. Твой аквариум внизу пробила пуля, раствор вытек, ты и осталась лежать вверх ногами».
— А откуда об этом Виктор узнал? — требовательно перебила Магнолия.
Доктор поднял к ней серьезное круглое лицо: «А почему ты думаешь, что он узнал?»
— А почему тогда он назвал меня «недоделком?»
Доктор подумал.
«Знаешь, девонька моя, я тебе первой об этом рассказываю. Даже на допросах именно об этом факте — не упоминал. Юрка? Вряд ли. Да его и не допрашивали — потеряли поначалу. Не знаю, девонька моя. Честно. Или Виктор это болтанул по другому поводу, или был все-таки в тех брошенных корпусах кто-то еще, кроме нас с Юркой. Недоделок, говоришь? Да если так — то вы все, ребятки мои, — недоделки. Чего ж вас потом Горищуку инициировать пришлось? Вы ж все лежали там недвижные, безгласные, красивые — исключительно красивые, можешь не сомневаться. Как древнегреческие статуи. Ну и принялись мы вас в кучу собирать. Урожай вы наш недозрелый».
Доктор достал из кармана новый кусочек бинта, еще промокнул подбородок.
«Да. Привез я первую партию в госпиталь, а там командовал подполковник Китаенко. Эх, человек был! Он сразу понял, что тут дело пахнет керосином, и дал распоряжение складировать вас в лесной санаторий „Голубое озеро“. Профсоюзный санаторий. Я так и не понял — он только что после ремонта был, что ли? Приезжаю — санаторий пустой, оборудования особого нет — так, кровати, столы, стулья — где что. Но тихо. От стрельбы, от города далековато. Стали мы стаскивать вас туда. Не всех, правда, довезли. В одну машину по дороге попал снаряд — Юрку тогда зацепило. И ваших двоих убило наповал. Юрку я отправил в госпиталь. Так наши с ним пути на некоторое время и разошлись. На его счастье. Эх, ему бы и вчера куда-нибудь в стационар лечь, да кто ж знал… Ну, а я оставшихся перевез, явился к Китаенко — а его уже нет. Светлой памяти человек был. С улицы автоматная очередь по окнам — и нет человека. Зато есть три особиста. По мою душу».
— Кто-кто есть? — не поняла Магнолия.