Драшер сглотнул, увидев серебряную эмблему Магистратума с небольшим оранжевым значком подразделения военной полиции.
– Как долго вы живете на Гершоме?
– О, уже четырнадцать лет. Этой зимой будет четырнадцать.
– А конкретно здесь, в Калостере?
– Всего восемнадцать месяцев.
Человек снова заглянул в планшет:
– Если верить базе данных, вы работаете на Администратум и преподаете естественную историю в местном схолуме.
– Все верно. Мои документы в порядке.
– Но вы – магос биологис, а не учитель.
– С моей профессией перспективы трудоустройства на этой планете не слишком радужны. Я берусь за любую работу, какая подвернется. Оплата за преподавание от Администратума позволяет мне иметь крышу над головой.
Человек, назвавшийся Фалькеном, поджал губы:
– Если вам здесь так плохо, то возникает вопрос, зачем вы вообще приехали на Гершом, не говоря уже о том, зачем остались на целых четырнадцать лет.
Вот теперь Драшер, несмотря на страх, все-таки почувствовал себя оскорбленным. Давняя несправедливость снова кольнула его душу.
– Уважаемый, когда я прибыл на эту планету, у меня была нормально оплачиваемая работа. Сам лорд-губернатор поручил мне составить полную классификацию местной фауны. На это ушло семь лет, но в самом конце возникли кое-какие осложнения…
– Осложнения?
– Юридического характера. Мне пришлось задержаться на два года в качестве свидетеля по одному делу. К тому моменту как оно закрылось, я истратил весь свой гонорар и уже не мог позволить себе билет на другую планету. С тех пор я живу здесь, зарабатывая как умею.
Фалькена это, похоже, не очень интересовало. По опыту Драшер знал, что его история вообще никому не интересна. На пограничной захолустной планете под названием Гершом у каждого была своя грустная история.
Внезапно гость сменил тему:
– Магос, почему вы постоянно смотрите на свою сумку?
Драшер снова шумно сглотнул. Он никогда не умёл врать.
– Сударь, скажите… будет ли лучше, если я сам во всём сознаюсь прямо сейчас?
Фалькен моргнул, словно от удивления, и улыбнулся:
– Было бы неплохо. – Он уселся напротив магоса за низкий столик, на котором лежала упомянутая сумка. – Почему бы и нет?
– Я не горжусь своим поступком, – начал Драшер. – Это ведь было глупо. Я ведь понимал, что рано или поздно Магистратум все узнает. Но… все было так непросто.
– Продолжайте.
– Администратум выплачивает мне стипендию за мои услуги, а также предоставляет определенные льготы на питание в соответствии с приказом о военном положении. Это, конечно, при условии, что я не буду… не буду использовать другие источники дохода.
– Разумеется, – кивнул Фалькен. – При нарушении условий возможны санкции. Вплоть до весьма суровых.
Драшер вздохнул и продемонстрировал Фалькену содержимое сумки.
– Один человек, местный бизнесмен, оплачивает мне два вечера в неделю. Это частная договоренность. Он платит наличными и не задает вопросов.
– Сколько?
– Две кроны за вечер. У него есть дочь. Он оплачивает мои услуги для нее…
Фалькен заглянул в сумку.
– И вы делаете это вместе с его дочерью?
– Да. Иногда он наблюдает.
– Понятно, – Фалькен поднялся на ноги. – Вот, значит, как обстоят дела, да? – Казалось, будто его невероятно забавляет происходящее и он пытается сдержать ухмылку.
– Насколько все плохо? – спросил Драшер.
– Вам придется проехать со мной, – ответил офицер. – В Тихо.
– В Тихо?
– Маршал хочет с вами побеседовать.
– Ох, Трон святый! – выдохнул Драшер. – Я надеялся обойтись штрафом…
– Пакуйте вещи, магос. Все, что есть. У вас пять минут.
Пожитки Драшера уместились в две небольшие сумки. Фалькен не предложил помочь донести их до транспорта.
На улице стемнело. Ночь окончательно вступила в свои права. Когда двигатель завелся, свет мощных фар залил окутанную мраком улицу Амона.
Драшер сидел на переднем сиденье, рядом с офицером Магистратума. Они выехали из города на шоссе, идущее вдоль побережья, и двинулись на юг.
Города Южного Полуострова, в том числе и Тихо, стали полями битвы в жестокой гражданской войне, длившейся десять лет. Популярное в народе сепаратистское движение, окончательно разгромленное правительственными силами два года назад, успело серьезно навредить и без того хромающей экономике Гершома. Был издан приказ о введении строгого военного положения, распространявшийся на весь полуостров, Костяное побережье и восточные провинции.
Гражданская война пропитала все вокруг дымной вонью и отравила прибрежные воды, сделав рыболовство невозможным. Города на полуострове превратились в развалины, в которых подразделения военной полиции пытались восстановить верховенство Имперского закона и помочь обнищавшему населению выжить.