Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь

В гипнозе боев и пожарищВесь мир замирает вокруг, —И ты замираешь, товарищ,Мой верный работник и друг.С тобою мы жили полвека,Ты билось в груди у меня;Но, видно, нельзя человекаВсе время держать у огня.Замучен сплошным перегревом, —Стихами, любовью, войной,Презреньем, обидами, гневом, —Чужеет он яви земной.

И пусть в одичалых народахБезумствуют правда и ложь, —На отдых, на отдых, на отдыхТы, старое сердце, идешь!..Полвека с тобою мы жили,Отраду и муку деля,Ты кровь продвигало по жиле,Как воду проводят в поля.Ты вместе со мной бунтовало,Все боли ты знало мои,Со мною жену обнимало,Лежало со мной в забытьи.Делило порывное пламя

И скуку вседневных забот,И не было тайн между нами:Был ясен условный наш код.Но – хватит! В признаньях и кодахЧто было – поведано сплошь.На отдых, на отдых, на отдыхТы, старое сердце, идешь!Слабеет бессонный твой молот,Неверен твой мерный размах, —И в жилы вливаешь ты холод,И он называется – страх.Но, право, бояться не надо,

Отрадно заканчивать путь,Отрадно средь грома и адаСпокойно-спокойно уснуть.Оставить любимых?.. Ну что же!Они ведь простят и поймут,Что не было в жизни дорожеРастраченных с ними минут.Стихи?.. Но в балладах и одахНе вся ли расплескана дрожь?На отдых, на отдых, на отдыхТы, старое сердце, идешь!

Несмотря на все трудности и боли в «стареющем» сердце, сам того не ожидая, Шенгели довольно быстро восстановил после благополучно завершившейся болезни свои творческие силы и, помимо работы над переводом «Дон Жуана», начал снова писать свои собственные стихи. Именно здесь, во Фрунзе, 31 июня 1942 года им было написано одно из самых тревожных, волнующих и многослойных его стихотворений о жизни на «зеленой звезде»:

Мы живем на звезде. На зеленой.

Мы живем на зеленой звезде,Где спокойные пальмы и кленыК затененной клонятся воде.Мы живем на звезде. На лазурной.Мы живем на лазурной звезде,Где Гольфштром извивается бурный,Зарождаясь в прозрачной воде.Но кому-то захочется славойПрогреметь навсегда и везде, —И живем на звезде, на кровавой,И живем на кровавой звезде.

Нина Леонтьевна нашла ему отдельную квартиру, чтобы никто не мог ему там мешать, и понемногу возвращаясь к своему прежнему здоровому состоянию, Георгий начал опять работать над переводом «Дон Жуана». Шел 1942 год, жизнь в эвакуации была трудная, но главное, что всех интересовало – это положение наших войск на фронтах. Время от времени к Шенгели заходил поговорить о литературе и военных сводках Евгений Ковский. Заглянув к нему однажды вечером, он понял, что нельзя сказать, что он зашел к нему «на огонек», потому что «почти вся комната, – как он потом описывал эту встречу, – тонула в полумраке, и только маленький столик был, если можно так выразиться в данном случае, освещен модернизованной коптилкой мощностью примерно в полсвечи. Это сооружение заслуживает примечания.

Электричество отпускалось только учреждениям и предприятиям. Керосин для бытовых нужд продавали населению по очень жестким нормам – для обычных, довоенного образца ламп его никак не могло хватить. И вот предприимчивые люди, а затем и некоторые артели, стали изготовлять миниатюрные подобия ламп: резервуар из стограммовой бутылочки и ламповое стекло – из срезанной пробирки. Получилось неплохо: копоти нет, керосина выгорает ничтожное количество, а освещение хоть и скудное, но все же ярче, чем при коптилке.