Майор 'Вихрь'

"Неужели это конец? - подумал Трауб. - Какая глупость! Боже, какой страшный этот парень. Это же не человек. В нем вытравлено все человеческое. Это животное. Нет. Это даже не животное. Это механизм, заведенный однажды. А может быть, даже хорошо, что это настало, - я устал ждать".

- Господин Либо, я ценю шутки, пока они не переходят границ уважительности друг к другу.

- Господин Трауб, - сказал Либо, поднявшись, - не заставляйте меня применять силу.

- Вы забываетесь.

- Господин Трауб, я больше не стану повторяться.

"Что я сделаю с этим верзилой? - подумал Трауб. - Видимо, надо идти".

- Ну что ж, - заставил он себя улыбнуться, - пожалуйста. Если вы настаиваете - не драться же мне с вами.

- Благодарю вас, господин майор. Я глубоко признателен вам за то, что вы верно поняли мой долг.

Телефона у Либо не было. Была кнопка - зуммер тревоги и сигнал вызова машины из гестапо. Он нажал сигнал вызова машины.

Шеф гестапо Крюгер разложил перед Траубом несколько фотографий и сказал:

- Это дьявольски интересно, майор. Ну-ка, покажите, кто из этих людей отец Либо?

Трауб внимательно посмотрел фотографии:

- Вообще-то в этом их сходстве было что-то неуловимое...

- Это поразительно. Писатели, писатели, я не устаю восхищаться вами. Нам бы, разведчикам, вашу память. Ну, какой из них? Напрягитесь. Мне это интересно с чисто профессиональной точки зрения.

"Нет, здесь его нет, - думал Трауб, - это все фотографии тридцатых годов, судя по костюмам. Что он хочет? Зачем эта игра? Здесь нет Либо. Здесь нет никакого сходства с тем парнем. Пожалуй, я бы заметил хоть какое-нибудь сходство, если б оно было".

- Здесь нет Либо.

- Какого Либо.

- Старшего.

- Того, которого вы интервьюировали на баррикадах в Гамбурге?

- Да. Именно того.

- Как его звали, не помните?

- Не помню, право. Просто Либо. Так его звали все.

Шеф гестапо сделал ошибку - он не сумел сдержать себя. Сдержись он - и кто знает, как пошли бы дальнейшие события. Отпусти он с извинениями Трауба, поставь он за ним наблюдение, протяни от него связи к Тромпчинскому, Седому, Вихрю - никто не знает, как сложилась бы дальнейшая судьба Кракова. Но он не сдержался. Он ударил Трауба кулаком в губы и закричал:

- Сволочь продажная! Сволочь! Не было никакого Либо! Был Боль! А Либо есть только один! Ему была дана фамилия в интернате, понял?! Встать! Отвечай немедленно, сволочь! Откуда к тебе пришла история этого Либо?! Откуда?! Ее знаю здесь один я! Ну?!

Когда Трауба унесли в камеру. Либо обратился к шефу с вопросом:

- Бригадефюрер, есть ли хоть капля правды в словах Трауба?

Шеф гестапо тяжело дышал и вытирал лицо большим платком.

- Да, мальчик, - ответил он, - есть. Более того, в его словах - все правда. Но это никак не бросает на тебя тень. Ты - верный сын нации. Ты не сын врага, ты - сын народа. Вспомни, ты говорил о своем задании кому-нибудь?

- Никому, бригадефюрер.

- Я верю тебе, сынок. Спасибо тебе, мальчик. Ты очень помог нам. Спасибо.

- Моя мать - тоже враг нации?

- Я никогда не врал тебе... Я не могу соврать тебе и сейчас - моему брату и товарищу по партии: твоя мать была таким же врагом, как и отец.

- Она жива?

- Нет, - шеф гестапо посмотрел в стальные, спокойные глаза Либо и повторил: - Нет. После того как ее попытка покушения на жизнь твоего истинного отца, нашего фюрера, сорвалась, она была заключена в концентрационный лагерь. Она имела все возможности быть матерью немца, она могла воспитывать тебя, мальчик. Она бросила тебя и ушла к врагам. Она обрекла тебя на то, что ты был лишен ласки, лишен материнской руки. При попытке к бегству она была убита. Тебя приняли руки фюрера, сынок, и ты всегда чувствовал тепло его рук.

- Да, бригадефюрер.

- Рейхсфюрер СС знает твою историю, верит тебе и гордится тобой. Мы не можем врать друг другу. Прости меня за эту правду.

- Я понимаю.

- В твоем сердце шевельнулась жалость?

- Жалость? К кому?

- Хорошо сказал, сынок, очень хорошо сказал. Если ты захочешь поговорить со мной, приходи в любое время дня и ночи. Мой дом открыт для тебя, мальчик. А сейчас иди, у меня будет много всяческой возни. - Хайль Гитлер!

- Хайль Гитлер, сынок, хайль Гитлер!

Либо вернулся домой тем же размеренным шагом, каким шел из казармы СС, когда его окликнул Трауб. Он так же спокойно вошел к себе в квартиру, так же зажег свет, поглядев при этом на шторы светомаскировки, убрал со стола две чашки, вымыл их, спрятал в шкаф, потом вымыл ложку, убрал ее, а потом пошел в ванную комнату и там застрелился.

Через три дня дело Трауба было отправлено в Берлин, председателю "Имперского народного суда" Фрейслеру.

ЛИЧНО И СТРОГО СЕКРЕТНО ОТ ПРЕМЬЕРА И.В.СТАЛИНА

ПРЕМЬЕР-МИНИСТРУ г-ну У. ЧЕРЧИЛЛЮ