Читаем Макалу. Западное ребро полностью

Долгая ночь втроем в маленькой стенной палатке, слишком малой даже для двоих. Мы примерно на высоте 7800 м, и нам дышится с трудом; несколько глотков кислорода в течение ночи немного восстанавливают силы. Холодно, сильный ветер. Сможем ли мы выйти? Надо выйти. Неудача недопустима. Правда, мы еще далеки от вершины. Мы сознаем, насколько мал интервал между успехом и неудачей. Мне приходится самого себя агитировать, вспоминать, как проходил решающий штурм в различных экспедициях. Например, Буль, подвиг которого на Нангапарбат хорошо известен: 1200 м по высоте, более 20 часов хода. Или еще, на нашем Макалу, японцы на юго-восточном гребне: вышли в 2 часа утра, вернулись в 3 часа на следующий день, более 25 часов хода при перепаде высоты в 500 м! А что же нам предстоит завтра? 700 м по высоте, 2,5 км по горизонтали. Сколько часов? А быть может, дней? Будем ли ночевать по дороге к вершине? А если понадобится бивак, то можно ли пойти на риск? Меня беспокоят руки Бернара. Будет ли холодно? Сможет ли он идти? Нужно ли мне будет идти на вершину в одиночку? Насколько опасно это будет? Будет ли недоволен Робер? Должен ли я его ослушаться? Или он предоставит мне право самому принимать решение? Сколько вопросов в этой короткой ночи, которая никак не кончится!

Робер Параго, Ярик Сеньёр

23 мая 1971 г.

(Абзацы взяты из дневника Робера Параго, из записи разговора по радио между Р. Параго, находящимся в лагере II, и Люсьеном Берардини в Базовом лагере. Из Базового лагеря, засыпанного толстым слоем снега, вершина совершенно невидима).

Р. П. [Робер Параго]. Лагерь II, 25 мая. Встаю в 5 часов. Погода великолепная. В бинокль вижу связку Сеньёр-Мелле у подножия большого карниза. Пари один в двух веревках ниже. В 8 часов передовая связка на вершине второго карниза. Передаю по рации в Базовый лагерь и в лагерь V подробности подъема. Посылаю пять шерпов частично эвакуировать лагерь III. Одновременно продолжаются «челноки» между лагерем II и базой для эвакуации снаряжения.

В 10 часов связываюсь с Сеньёром, но питание его рации не выдержало холода, и он может отвечать на мои вопросы лишь «да» или «нет» в соответствии с нашим обычным кодом: очень холодно... ветер довольно сильный... они в хорошей форме... и будут подниматься по юго-восточному гребню, на тибетскую сторону которого они вышли.

Я. С. [Яник Сеньёр]. Связавшись, на этот раз все трое, достигаем гребня японцев. Высота примерно 8050-8100м. Остановка. Связь по рации. Топим снег, однако вода выпивается раньше, чем снег превратится в воду. Беру камеру и лишь одну кассету из трех. Оставляю рацию. Забираем с собой лишь батареи, чтобы их согреть под пуховой курткой. Это позволит нам связаться с Робером при возвращении. Молоток и крючья для вертикального скального взлета между 8200 и 8300 м. Пуховая одежда и все остальное. Словом, рюкзак все же тянет 10-12 килограммов.

Снова в путь, на этот раз развязанными. Действительно, гребень стал легче, и каждый может идти своим темпом; останавливаться, когда нужно, не задерживая остальных. Что такое безопасность в этих условиях? Каждый из нас уверен в себе и в своих товарищах, стремится достичь вершины, но, главное, хочет вернуться целым и невредимым. Никакая победа не может оправдать траура и даже травмы.

Снежные склоны... скалы... как будто вырезанные пилой гранитные кубы, между которыми мы пробираемся. Хотя их геометрическая красота не оставляет меня равнодушным, я тем не менее подумываю о возможном биваке при возвращении, подмечаю где навес, где защищенную нишу. Осторожность заставляет учитывать всевозможные случайности.

Р. П. В бинокль вижу их обоих в маленькой выемке гребня. На вершине образовалось опасное облако, однако оно вскоре исчезло. Долина закрыта морем облаков. 10 часов 30 минут. Начинаю беспокоиться. Я не вижу Пари, который должен был бы спускаться к лагерю VI. Сеньёр и Мелле все еще около выемки. Думаю, что они подкрепляются, так как вышли в 2 часа утра.

В 11 часов Макалу закрыт облаками. У меня связь по радио с базой. В 11 часов 30 минут облака рассеиваются, и я вижу, что Пари также в связке. При прохождении карнизов он был далеко сзади, значит, Сеньёр п Мелле его ожидали. Я надеюсь, что у них хватит кислорода на троих и продвижение не будет замедлено.

В 12 часов связка у начала вершинного взлета.

Я. С. Ну вот мы у подножия последнего серьезного препятствия: вертикальная стена красного гранита более 100 м высотой. Связываемся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное