Махатма Ганди

«В сатьяграхе — вся надежда Индии. Но что такое сатьяграха? О ней много писали, но точно так же, как нельзя полностью описать солнце даже для тысячеязыкого змея Шешага, солнце сатьяграхи нельзя описать удовлетворительным образом. Мы постоянно видим солнце, и все же мало что о нем знаем…»[100]

Сила души, идея которой возникла как единственная допустимая реакция на опыт унижения, навязанный ему в Питермарицбурге южноафриканским расизмом. Ганди мог бы, как все индийцы, безропотно и смиренно сносившие оскорбления, склониться перед законом сильного, уйти в тень, покориться. Он не захотел. Унижение было столь велико, что его можно было стереть лишь противоположным ему утверждением человеческого достоинства, основанным на незримой, всемогущей силе, непобедимой, если ею обладать в полной мере, с которой не сладит никакая форма принуждения, — силе, которая в некотором роде делала его неуязвимым, как и всех тех, кто страдал вместе с ним и во всем мире, сталкиваясь с несправедливостью и дискриминацией. «Достоинство человека требует покориться высшему закону — силе духа». Единственно своим страданием и нравственным превосходством жертвы обретали власть в корне изменить положение и преобразить противника: осуществить в нем то, что Ганди называл «переменой сердца». Для этого надо было противопоставить тирану не физическое сопротивление, к которому он был готов, а, обманув его ожидания, «сопротивление души, которая ему неподвластна. Это сопротивление сначала ослепит его, а затем заставит покориться. И эта покорность не унизит агрессора, а возвысит его…»[101]. Затронуть сердце, убедить противника, взволновать его, потому что это во власти страдания, заставить его взглянуть на всё по-другому: «Это единственный способ сделать так, чтобы человек открыл в себе другое восприятие, идущее изнутри. На гербе человека должно быть страдание, а не меч»[102]

. Отказ или презрительное нежелание опуститься до уровня скота, где правит грубая сила — физическая или сила оружия, — желание возвысить человека, подтолкнуть его к тому, чтобы он превзошел сам себя, раскрыл свои самые высшие способности, не попавшись в ловушки ненависти и мести, вырвался из замкнутого круга насилия.

«Человек не превращается в божество, когда олицетворяет собою невинность; только тогда он и становится по-настоящему человеком»[103].

Начать с самого себя

Возможно, чтобы отринуть навязанные идеи, сначала надо задуматься о том, что такое насилие. Не то массовое насилие, которое бросается в глаза во время войн, а скрытое и невидимое, которое притаилось в каждом из нас, тем более опасное, что стало привычным и не обращает на себя внимания, которое получает наслаждение от унижения и господства над более слабым или вершит месть хлестким словом. Если думать только о великих делах и войнах, совесть засыпает и мы забываем о «тысяче других, гораздо более коварных формах насилия, таких как злобные слова, суровые суждения, недоброжелательность, гнев, презрение и жажда жестокости. Изводить страданием людей и животных… унижать и угнетать без причины слабых и убивать их достоинство, как это происходит вокруг нас каждый день, — все эти поступки гораздо более проникнуты насилием, чем уничтожение чьей-то жизни из благих побуждений»[104]

.

Отнять жизнь из благих побуждений или по любви не противоречит законам ненасилия, ибо в некоторых случаях это в интересах человека (таким образом, Ганди допускал эвтаназию). Небольшой разряд ежедневной ненависти противоречит любви, а следовательно, духу сатьяграхи. Мы приближаемся к толкованию ненасилия по Ганди: не столько воздержание от насилия, сколько обращение к силе любви. Начиная с открытия в себе (а не в «сатанинском» правительстве) скрытых источников насилия. Осознание, ведущее к работе над собой, к господству над инстинктами, и приводящее к более широкому движению с целью оказать влияние на других.