Махинация

— Лея, что конкретно я могу предложить Гаэре вместо тебя?

Судорожно выдохнув, я перелегла на его плечо, чуть не застонав от счастья, едва он меня обнял, и подумала, что иногда наше тело лучше знает, что нам нужно, нежели сознание. В объятиях Арнара мне было хорошо. Просто хорошо. Лучше, чем где бы то ни было. Почти как дома в детстве, когда мама еще обнимала меня, только… лучше.

— Не знаю, — ответила, осознав, что пауза подзатянулась.

— Давай думать. — Он прикоснулся губами к моим волосам. — Я тебя не отдам, это факт, с которым им придется смириться. Я тебя, в принципе, никому не отдам, но, учитывая, как много сделала для тебя и твоей семьи эта страна, едва ли ты сможешь жить спокойно, чувствуя себя предателем родины.

Я даже кивать не стала, просто не хотелось об этом думать. Знала, что придется, но сейчас не хотелось.

— Как много жизней спас Полиглот? — вдруг спросил Саттард.

Вздохнув, я не совсем уверенно ответила:

— Десятки тысяч, не меньше.

Тень поправил трубочку капельницы, чтобы не загнулась, обнял меня уже двумя руками, помолчал, затем спросил:

— Что, если я сдам Гаэре принцип психологического программирования танаргцев?

Не поверив в первый миг, я приподнялась, глядя в его серьезные глаза, и потрясенно спросила:

— А есть… возможность?

— Есть, — спокойно ответил Саттард.

Я судорожно вздохнула.

— Мне важно знать: да или нет, Лея, — продолжил он, все так же серьезно глядя на меня. — Это главный козырь, который я могу выложить в переговорах. Учитывая твой статус и твою важность для Гаэры, я не уверен, что сработают два других.

И я поняла, что он советуется. Со мной. И не потому, что это важно для него, а потому, что это важно для меня, исключительно для меня.

— Ты пойми, — Саттард резко выдохнул, — Гаэра — это огромная система, можно сказать, машина, и ты в ней винтик. Как бы ты ни была уникальна, значима и ценна, тебе найдут замену в любом случае. В личных отношениях все не так, малыш. Половину сердца другой половинкой не заменишь никак, понимаешь?

Я поднялась и села, скрестив ноги. Посидела, не поднимая взгляда на Саттарда, а затем тихо попросила сейр. Не говоря зачем, не объясняя, не требуя. Просто знала, что он мне доверяет, а потому даст.

Дал.

Взяла сверкающий невесомый экран, вбила личный, известный только мне код, но большого мужества требовало взглянуть в глаза шефа, который уже сидел в кабинете на своем рабочем месте. Полиглот не задавал вопросов, он просто внимательно смотрел на меня, позволяя высказаться первой.

И это требовало огромного мужества, но я все равно собралась с силами и сказала:

— Я люблю его.

Лицо старого, измученного жизнью, властью и ответственностью человека мгновенно ожесточилось. На скулах заходили желваки, в глазах промелькнула сталь, но вместо отповеди или выговора Полиглот задал всего один вопрос:

— И когда ты поняла это, Картнер?!

В настолько личных вещах признаваться было сложно, и все же я ответила:

— Когда возвращалась на Гаэру. Когда осознала, что все время думаю о нем. Когда поняла, что без него трудно даже дышать.

Полиглот отвернулся. Несколько секунд смотрел в окно, в столице занимался рассвет, затем тяжело вздохнул, вновь посмотрел на меня и произнес:

— Очень тяжело тебя отпускать, Лея. Своих родных дочерей я потерял, а ты все эти годы была моим светом. И как твой начальник, я бы сказал «нет» и дожимал правительство до последнего, требуя твоего возвращения, но как человек, давно подсознательно считающий себя твоим отцом… Будь счастлива, доченька. Ты сильная, ты выживешь там, где… где не смогли выжить мои девочки, но если что-то пойдет не так, всегда помни — Гаэра не бросает своих детей. Нигде и никогда. Береги себя. И передай… этому, что на переговорах один голос он уже получил.

И Полиглот отключился, пытаясь, видимо, избавить себя от вида своего почти рыдающего сотрудника, потому что у меня в глазах застыли слезы.

Но эмоции отпустили мгновенно, едва я передала сейр Саттарду и увидела его мрачное выражение лица и злой, направленный на меня взгляд.

— Что? — спросила испуганно.

— Да даже не знаю, — раздраженно ответил он. — Но видишь ли, я как-то всегда искренне полагал, что первым признание в любви полагается слышать собственно объекту этих чувств, ты не находишь?

— Но, — я вдруг поняла, что улыбаюсь, — ты же слышал. А если учесть, что связь идет с некоторой задержкой, то технически ты слышал даже первым.

— О да! — он отбросил на пол сейр, привлек меня к себе, поправил мои волосы и сказал: — Буду с гордостью рассказывать нашим детям и внукам о том, что услышал признание в любви на пару сотых долей секунды раньше, чем начальник моей жены. Полагаю, наши потомки по достоинству оценят весь пафос ситуации.

И, вопреки своему же суровому тону, улыбнулся, прикоснулся к моим губам и тихо сказал:

— Люблю тебя. Безумно, бесконечно, безудержно люблю.

— А я тебя, — прошептала, краснея под его чуть ироничным взглядом.

— А я знал! — гордо заявил Саттард, с нежностью гладя меня по щеке.

— И давно? — недоверчиво спросила я.