Макорин жених

Фиша сел на табурет и, покачивая ногой, смотрел на блестящий носок калоши.

— Ты скучала, надеюсь?

Доретта обидчиво пожала плечами.

— Была нужда…

Фиша посмотрел на нее внимательно, встал, отошел к окну, картинно подбоченился и сказал холодным тоном:

— Я должен говорить с тобой серьезно.

— Я тоже, — ответила она.

— О чем? — изумился Фиша.

— О том, что ты меня разлюбил…

— Ты, оказывается, наблюдательна…

— Так это правда? — готовая пуститься в слезы спросила Доретта.

— Увы, правда, — вздохнул Фиша.

— Значит…

— Значит, нам, видимо, пора распроститься…

— Ах, так!

Лицо Доретты исказилось такой гримасой, что от миловидности не осталось и следа.

— Нет, это тебе так не пройдет, — еле выдохнула она.

— В чем реальность вашей угрозы? — усмехнулся Фиша.

— А в том… а вот в том…

Не найдя, что сказать дальше, Доретта всхлипнула, зарыдала и плюхнулась на кровать. Фиша спокойно смотрел на нее, ногтем мизинца расправляя тонкую ниточку усов. И когда ему показалось, что Доретта выплакалась вдосталь, он присел на край кровати и положил ей на плечо руку.

— Успокойся, все может обойтись благополучно.

Она перестала плакать. Открыла один глаз, другой… Фиша был спокоен и решителен.

— Давай говорить серьезно, без глупой горячки…

3

В поселке над Дореттой посмеивались, но не осуждали ее. Так уж несчастливо сложилась у нее жизнь. Овдовела она рано, первые годы без мужа приходилось ей трудно. При зарплате счетовода сводить концы с концами было не так-то просто. Подрастала дочь, да и самой Федоре Васильевне не хотелось преждевременно записываться в старухи. Тут-то на ее пути и появился завхоз Фиша, холостой и форсистый. Именно тогда Федора и превратилась в Доретту. Говорят, цветы перед увяданием особенно сильно пахнут. Доретта ничего не могла поделать со своей поздней страстью. Ей казалось, что без Фишеньки она не сможет просуществовать и дня. Дочь Нина тогда только что поступила в ФЗО. Она все поняла и горько плакала, сетуя на мать. Но слезы дочери, хотя они и жгли Федорину совесть, ничего изменить не могли.

Шли годы. Случались размолвки и недоразумения. Возникали ссоры. Иногда приходилось и ревновать. Происходило это чаше всего, когда Фиша возвращался из командировок. Он любил ездить уполномоченным по вербовке. Бывал в Пензе и в Орле, в Москве и в Закарпатье. И вот надо же было случиться так, что по возвращении его из командировок Доретта неизменно обнаруживала то в кармане, то в чемодане среди грязного белья, то в служебной папке меж казенных бумаг либо женскую карточку с душещипательной надписью, либо нежную записку, а то и предмет, коему в мужском чемодане никак не место. Доретта, разумеется, все это горько переживала, но особого значения гастрольным похождениям своего Фишеньки не придавала. Она считала, что в ее положении лучше закрывать на них глаза. Лишь бы Фишеньку не потерять, лишь бы он оставался при ней.

И вот он смотрит на нее холодными глазами.

— Давай говорить серьезно, без глупой горячки… Ты не наивная девочка, Федора Васильевна…

Впервые он назвал ее так, и это было для нее хуже пощечины. А он ровным голосом продолжал:

— Ты не девочка и должна понять, что разница в возрасте, если мужчина моложе, должна когда-нибудь сказаться. И вот она сказалась.

Федора зарыдала громче. Фиша подождал, пока она приутихла, и закончил так:

— Ты напрасно убиваешься. Еще не все потеряно…

Фиша закурил, выпустил толстое и ровное кольцо дыма, проследил глазами, как оно, постепенно растягиваясь, исчезало под потолком.

— Словом, я тебе предлагаю следующий вариант…

Глава девятая

СКВОЗНЯЧОК В КАБИНЕТЕ НАЧАЛЬНИКА

1

Мастера, бригадиры, кадровые лесорубы заполнили тесную комнату. Все нещадно курили, и еще до начала совещания в ней стало уж не продохнуть. Распахнули окно, и все равно холодный воздух не успевал вытеснять густую табачную сизость. Все сидели в полушубках и шапках.

— Так вот, братцы, — начал Синяков, — главному инженеру позаседать приспичило Позаседаем, значит. Как мы будем? Тебе, что ли, Дмитрий Иванович, слово?

Дмитрий Иванович повесил свою шапку на гвоздик, снял полушубок.

— С этого, может, и начнем? Полагаю, что следует раздеться и перестать курить. Или будут возражения?

Многие сразу же поднялись и стали раздеваться, иные сняли только шапки, все не без сожаления притушили цигарки. Один Синяков выкурил свою до конца.

— Так-то лучше, головы будут свежее, — сказал Дмитрий Иванович, подумал, обвел всех взглядом. — Доклада я вам никакого делать не буду. Хочу поставить вопрос так: почему лесопункт Сузём работает плохо? Хотелось бы, чтобы присутствующие здесь помогли дать правильный ответ.

Он сел. Наступила пауза. Синяков недоуменно моргал. Наконец он спросил:

— Это все?

Дмитрий Иванович ответил жестом: все.

Бызов сказал:

— Вот это доклад!

Другие переглядывались. Встал Иван Иванович.