Макорин жених

В дверь постучали. Макора вздрогнула.

— Да, — сказала она негромко и, увидя вошедшего, воскликнула:

— Ой, Митенька! Как хорошо, что ты приехал…

В маленькую Макорину комнатушку Митя принес волну холодного воздуха со свежим запахом хвои. По виду девушки он понял ее настроение. Не раздеваясь, присел рядом, взял ее руку.

— Ты все убиваешься? Не пора ли забыть, выкинуть из головы и сердца?

Она всхлипнула, разрыдалась и ткнулась лицом в его грудь.

— Митенька, тяжело мне… Ты не знаешь, как тяжело и как я виню себя. Митя, ты не смейся надо мной, если я тебе скажу…

Она подняла голову, мокрыми глазами смотрела на него.

— Митя, я хочу исправить ошибку, — прошептала, сжав руку. — Я вырву его от нее и от всех их…

— Да… Нелегко это будет, Макора, — осторожно сказал Митя, встал и зашагал по комнате. Половицы поскрипывали — Митя потяжелел за последнее время, стал похожим на своего дядю. Макора следила за ним, притихшая, настороженная. Когда он остановился, она выжидательно встала. Митя протянул ей руку.

— Если потребуется поддержка, можешь всегда надеяться…

Она постепенно успокоилась, захлопотала вокруг стола.

— Да ты раздевайся, Митенька. Видишь, сколь внимательная хозяйка, даже забыла предложить гостю раздеться…

— Гостю… Скажешь тоже…

— Гость не гость, а самый родной человек, — выпалила Макора с таким жаром, что Митя смущенно заморгал. Разделся, сел к столу, с удовольствием потянул крепкий чай из кружки.

— Стаканов-то у меня нет, — извинилась Макора, подвигая ему эту вместительную посудину.

— Ты что оправдываешься, — улыбнулся Митя. — В нашем лесном краю не так просто достать стакан.

Попивая чаек, он рассказал Макоре, о чем беседовал сегодня с Пашей Пластининым.

— Надо ребят подживить. Думаю с неделю тут пробыть, попробуем, как и что. Ты уж не спускай с них потом глаз. Мало ли какие заминки, чтоб не расхолодились… Пойдет?

— У меня теперь, Митенька, все пойдет. Сердце окрылилось.

Он шутливо погрозил пальцем.

— Ну-ну, ты не очень зазнавайся. Все впереди.

— Да, — вздохнула Макора, а глаза у нее горели. — Было бы что впереди… Хоть уголек тлеет, а все же светится…

В эту ночь Макора уснула крепко, как давным-давно не спала. Утром чуть свет побежала в делянку. Там еще было тихо. Лишь в дальнем углу квартала одиноко шуршала пила. Сердце у Макоры екнуло — ведь это Егор. Может, сейчас и пришел тот решительный миг, который повернет все?

4

Егор привычным жестом смахнул со лба капли пота, распрямил плечи, посмотрел на бледный серпик месяца, зацепившийся за верхушку сосны. Недавно народился, погода, значит, постоит хорошая. Он усмехнулся, вспомнив, как Митя учил его различать безошибочно молодой или ущербный месяц. Приставь к его концам палец, и если получится буква Р, значит, молодой, родился недавно, растет. А ежели получится буква У, значит, ущербный, убывает. Придумают же люди! И забавно и толково.

За спиной послышался шум шагов. Кто бы в такую рань? Егор обернулся. По немятому снегу шагала женщина. В потемках Егор лица различить не мог.

— Доброе утро, Егор Павлович, — услышал он голос Макоры.

Ее-то уж никак не ожидал встретить здесь спозаранок. «Да ведь она нынче профсоюзной начальницей стала, соревнованьем заведует, — вспомнил он. — Меня, наверно, втягивать пришла в соревновательство».

— Здравствуешь, Макора Тихоновна. Рано ты встаешь. Да и в лес одна прикатила. Не боишься?

— Кто треску боится, тот в лес не пойдет, — ответила она тем наигранным тоном, каким нередко скрывают свое волнение. — Волки от нашего шуму-гаму давно убежали, а медведя… Вот одного встретила, да он, наверно, не кусается… ручной стал…

— Язычок же у тебя, Макора. Топор бы мне такой, десять кубов нарубил бы в день, ей-богу…

«Ну вот, никакого серьезного разговора и не выйдет, побалагурим так и конец», — с горечью подумала Макора. Она переменила тон.

— Я к вам по делу, Егор Павлович, — произнесла она, покусывая губы.

— По делу, так слушаю. Что скажете?

— Мы бригаду молодежную создали. Она по методу Чуренкова решила работать… Так вот… так вот…

А что «так вот», Макора наскоро придумать не могла. Егор добродушно улыбался, глядя, как она теребит зеленую рукавичку.

— Вроде и меня в эту бригаду захотели втянуть?

— Вот правда! — обрадовалась Макора неожиданной подсказке. — Мы думаем, что вы нам поможете… Мы вас бригадиром поставим…

— Благодарствую за честь!

Он даже поклонился.

— Только я уж не молодежь… Играть мне не пристало…

— Какая же это игра! — обидчиво воскликнула Макора. — Дело серьезное…

Она стала объяснять суть метода организации труда, применяемого Чуренковым. Говорила горячо, но сбивчиво, потому что и сама еще не очень понимала, что и как. Егор слушал, опершись локтем о ствол сосны, чуть сдвинув на лоб шапку.

— М-да, дело важное, — сказал он с легкой насмешкой. Макора этой насмешки не уловила и с увлечением повторяла:

— Очень, очень важное, Егор…

А он наклонился, вынул топор из бревна, привычно глянул на острие, тронув его легонько пальцем и с размаху всадил топор в ствол дерева.

— Мне нечего встреваться в эту затею, Макора Тихоновна, — сказал он, обернувшись. — Я уж один, в усторонье…