Макорин жених

— Ты вот что, сосед, крыльцо-то у избы почини да покрась. Нынче у тебя не простая изба, а божий дом. Верующие ходят. Народ уважать надо…

Егора подмывало ответить ей грубостью, да сдержался. Сказал:

— За совет спасибо, соседушка. Крыльцо, правда, починки требует. А вот что избу мою в молельню превратили, так допрежь хозяина спросить не мешало бы…

— Тебе же почесть великая, божеское соизволение…

Егор повернулся к ней спиной, стал колоть чурку. Попалась чурка свилеватая, неподатливая. Удар, второй, третий не взял ее. Егор рассердился, хватил со всего плеча. Чурка раздалась, топор по обух ушел в землю. Егор распрямился, поправил шапку.

— Моего соизволения не было, — сказал он. — Не было и нет. Вот. Скажи, Платонида, своим, чтобы унесли все ваше…

Он поднял плаху от расколотой чурки, посмотрел — внутри была гниль. Ковырнул пальцем, сказал:

— Барахло…

Платонида поджала губы, величаво поднялась на крыльцо, резко стукнула дверным кольцом.

3

Параня не подпускала Егора к иконостасу и столам.

— Не дам! Не дам прикоснуться. Не тобой установлено, не тобой уберется. Чего еще выдумал — святые образа ему помешали…

Что с ней делать? Мужниного слова не слушает, гневного взгляда его не боится, знает, что пальцем не тронет, характер не тот. Ощерилась, как кошка перед прыжком, коготки навострила, того и гляди вцепится. Но и оставить так нельзя же! Будут тут ходить всякие ханжи да кликуши, сам не заметишь, как оболванят, сделают святошей, а то и юродивым, затянут в Платонидину компанию — жизни потом не рад будешь. Сумели же скрутить с Параней, побрызгали родничковой водой — и влип Егор. А тут хоть из собственной избы ноги уноси. Параня что тигрица. Он не ожидал от нее такой прыти.

— Пальцем тронешь — глаза выцарапаю!

Егор не спеша подошел к висящей на стене сбруе, вытянул из седелка чересседельник, сложил его вдвое и с легким размахом погрозил супружнице. Она взвыла и, оглашая криками улицу, кинулась к Платониде.

Сгрузив священное имущество в гуменную корзину, Егор стащил его на Платонидино крыльцо и там оставил вместе с корзиной. Жена вернулась тихая, смирная. Только в глаза не глядела. Начала обряжаться, с Егором ни слова. Он выкинул в сени сколоченные из досок столы из-под церковных книг, в передний угол поставил обеденный стол с крашеной столешницей. Изба приняла обычный вид. Егор сел у окна. Подождал. Жена не спешила накрывать к обеду. Он сказал:

— Параня, собери-ка поесть…

Она набросила на столешницу скатерть, поставила солонку, принесла ковригу хлеба, ложку, нож, налила в блюдо щей. Сама не села.

— А ты чего — сыта? — спросил Егор.

Она промолчала. Егор нарезал хлеба, посолил щи.

— Садись, ешь.

В голосе мужа послышалось что-то такое, от чего Параня засуетилась, торопливо схватила тарелку и подсела к столу. Ели молча. Егор изредка взглядывал на жену. Она уставилась в блюдо и не поднимала глаз весь обед. Вставая из-за стола, Егор распорядился:

— Убери метлой паутину со стен. Вишь, накопилось. Да пол вымой, изобиходь избу…

Егор ушел чинить изгородь в поскотине. Параня не посмела ослушаться его. Пол она вымыла, паутину обмела, села у окошка. Хлопнула дверь в сенях. В избу ввалился Харлам. Он был в поповской рясе, с епитрахилем[25], висевшим косо, в шляпе, из-под которой вылезала грива волнистых волос, на концах свивающихся в кольца. Шелковистая, аккуратно окантованная борода и пышные усы совершенно изменили его. В поповском облике он выглядел внушительно. Но он был пьян, и шикарная его борода спутана, усы обвисли, мутные глаза бессмысленно блуждали. Параня ахнула.

— Батюшка! Да как же ты в такую пору? И грех с тобой, не в себе ты…

Харлам кинул сверток с крестом и кадилом на стол. Шатнулся.

— Параша…

Растопырив пятерню, он покрутил пальцами в направлении кровати.

— Спать хочу…

— Дурень! — рассердилась Параня. — Куда ты к кровати лезешь? А если он сейчас придет? Ведь и тебе и мне конец будет…

— Царствию твоему конец… Приготовь постель, Параша… Помолебствовал усердно… Сон долит…

Харлам с трудом сволок с шеи епитрахиль, скомкал и бросил под лавку. Стал снимать подрясник.

— Ой, что мне с ним делать? — заломила руки Параня. Обхватив размякшего попа поперек тела, напрягая силы, она вытащила его в сени, с великим усилием затолкала на поветь, заперла в чулан и закидала чуланную дверь чем попало, чтобы муж, вернувшись, не вздумал туда заглянуть. Поповское облачение она поскорее снесла к Платониде.

— Что же мне, мать, делать? Распьянешенек пришел… А мой-то изгородь поправлять отправился. Ведь вернется не за чем. Услышит храп в чулане, али тот спьяна голос подаст, пропали тогда…

Платонида рассердилась, заметала глазами огненные стрелы.

— Без соображенья он, окаянный! Вот проспится, дам ему…

Платонида задумалась, перебирая цепочку наперсного креста.

— Как же, однако, выпутаться? Ты вот что, увидишь в поле Егора, идет — сразу же мне стукни. Я уж как-нибудь улажу…

Найдя решение, Платонида успокоилась.

— Ступай и глаз с поля не спускай.

Глава восьмая

ТАЙНА СВЯТОГО КРЕЩЕНИЯ

1