Еще одной общей чертой развития стран региона, в определенном смысле подчеркивающей их «родственность», является гетерогенность культуры также в том, что касается отличия между ее городской и сельской формами. Отсутствие тесных социальных связей между городскими центрами и сельскими районами приводит к формированию как бы двух отдельных культур: «высшей» городской — «европеизированной», которая и определяется как национальная, и «низшей» — сельской, которая игнорируется, отрицается, а если и поддерживается, то лишь декларативно682
. Со своей стороны, большинство сельского (преимущественно индейского) населения склонно отвергать все, что исходит от городской общины, придерживаясь даже наиболее архаических традиций и атрибутов своего быта.На основании изложенного можем сделать вывод о том, что обязательным условием эффективности субрегиональной и региональной интеграции является национальная интеграция, то есть консолидация на государственном уровне. До тех пор, пока население отдельного государства не будет сознавать своего единства, принадлежности к единой консолидированной нации — нельзя рассчитывать на возможность такой нации полноценно идентифицировать себя на цивилизационном и мировом уровнях. И все же феномен Латиноамериканской цивилизации, пусть ее становление еше и не завершено, является очевидным фактом.
ГЛАВА 6: ПОСТСОВЕТСКО-ЕВРАЗИЙСКИЙ РЕГИОН: ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА И ПРОБЛЕМЫ ТРАНСФОРМАЦИИ
Цивилизационная структура постсоветского пространства
Понимание цивилизационной структуры современного мира и нашей собственной цивилизационной идентичности предполагает постановку вопроса о том, представлял ли СССР отдельную цивилизацию? Ведь трудно оспаривать утверждение, что в рамках Советского Союза действительно была создана некоторая надэтническая общность, обладавшая определенными цивилизационными чертами. Официальная коммунистическая пропаганда представляла ее как «новую историческую общность — советский народ». Однако обе составные этого словосочетания безосновательны.
Во‑первых, нет смысла говорить про «советский народ» как про народ в собственном смысле этого слова, когда отдельными народами оставались эстонцы, грузины, узбеки и др. Аналогичным образом в населении СССР трудно усмотреть и макроэтническую общность: ведь в его составе (по большей части или частично) присутствовали такие макроэтнические общности, как славяне (белорусы, украинцы, русские), балты (латыши и литовцы), финно–угры (эстонцы, карелы, мордовцы и др.), тюрки (казахи, узбеки, татары и др.), монголы (калмыки, буряты) и пр.
Во‑вторых, историческая общность, созданная в рамках распавшегося Союза, не была такой уж «новой». Ее основным признаком была принадлежность к огромному государственному образованию неоимперского (созданного на основе прежней Российской империи) типа, с присутствием у его подданных соответствующей («советской», а в просторечии «совковой») наднациональной идентичности. У «советского народа» была в значительной степени общая экономическая, социальная, политическая, в определенной мере культурная жизнь; ему навязывалась надэтническая коммунистическая идеология и на его территории господствовали единая система образования и практически общепонятный русский язык.
Во многом подобные надэтнические общности история знала и раньше. Отмеченные признаки нетрудно обнаружить в Византии, Арабском халифате, Китае (начиная с династий Цинь и Хань). И в этих случаях мы видим полиэтническое (многонациональное) государство имперского типа, определенный уровень социально–экономической и культурной интеграции, официальную идеологию (опиравшуюся на общую религиозную почву), общую систему образования и господствующий язык, на котором говорила господствующая верхушка и осуществлялось межэтническое общение, составлялись сакральные тексты и официальные документы. Аналогичные тенденции, хотя и в менее выразительной форме из–за господствовавшего политеизма и греко–латинского двуязычия, наблюдаем и в Римской империи. Во многом сходную ситуацию, как о том шла речь выше (см. гл. IV), находим и в США — сверхдержаве с интегрированной политической, социально–экономической и культурной жизнью, полиэтническим и многорасовым составом населения, официальной идеологией (по–своему не менее жесткой, чем советско–коммунистическая) и общепонятным языком.