Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек

– Конечно, оно их имеет, – ответил Литвинов. – Но я должен заметить, что большевиков поддерживает почти весь промышленный пролетариат и огромная масса крестьян, будь они в солдатских шинелях или без них.

– А что вы скажете о большевизме и его отношении к войне?

– Чрезвычайно глупо изображать большевиков сторонниками немцев, или противниками союзников, или же, – тут Литвинов сделал паузу, – простыми пацифистами. Они не являются ни тем, ни другим, ни третьим. Большевики прекрасно понимают, что кайзеризм и юнкерство представляют собой величайшее препятствие на пути международного пролетариата к своему освобождению. Но большевики убеждены, что не только в Пруссии произрастают ядовитые плоды милитаризма. Они выступают против замены прусского милитаризма милитаризмом русским, французским или английским.

Неизбежным результатом победы одной из воюющих группировок явилось бы торжество милитаризма как такого. Если бы большевики могли бороться против германского милитаризма во имя своих собственных принципов и ради собственных революционных целей, не помогая вместе с тем милитаристам и империалистам других стран, они сделали бы это со всей страстью…

Посол встал. В его голосе звучала убежденность, порождаемая верой столь же сильной, какой бывает вера религиозная.

– Я достаточно оптимистичен, – заявил Литвинов, – чтобы представить себе, что в один прекрасный день русская и германская армии на Восточном фронте двинутся вместе против общих врагов мирового пролетариата в самой Германии, а быть может, и в других странах! Я действительно считаю, что с помощью происходящих сейчас переговоров и многообразной пропаганды, ведущейся среди немецких солдат на Востоке… Ленин содействует низвержению кайзеризма более эффективно, чем это делают союзники своими военными действиями на Западе.

В голосе Литвинова появилась нотка предостережения.

– Большевики рассматривали бы сепаратный мир как катастрофу и крушение всех своих усилий. Однако нынешняя обстановка в России, осложненная гражданской войной, может его сделать неизбежным. Дело демократии в союзных странах позаботиться о том, чтобы этого не случилось. Ведь на них также лежит ответственность, от которой история не освободит их, и давно пора им поднять голос и использовать все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы принудить свои правительства облегчить путь к демократическому миру. Но для того, чтобы это сделать, надо действовать немедленно. Иначе будет слишком поздно! Россия свое слово сказала. Слово за рабочим классом союзных стран».

Таково первое интервью полпреда Советской России в Лондоне. Оно вызвало широкий отклик. Респектабельные буржуазные газеты набросились на Литвинова с бранью за его призыв к миру. Но все отметили его «обоснованное и трезвое заявление относительно точки зрения большевиков на международную политику». Политическое кредо было провозглашено. Теперь надо было приступить к практическим шагам, к налаживанию отношений с Англией. Этого ждала от Литвинова Советская Россия.

В 1933 году, через пятнадцать лет после того, как по радиограмме из Петрограда он был назначен полпредом в Англии, Литвинов приехал в Лондон на мировую экономическую конференцию. Он уже занимал высокий пост народного комиссара иностранных дел Советского Союза. На вокзале в английской столице Литвинова встречали министр иностранных дел Великобритании и дипломатический корпус. Были оказаны все почести, какие положено оказывать министру великой державы.

В то лето Литвинов встретился в Лондоне с советским полпредом в Англии Иваном Михайловичем Майским. Когда выпадали свободные от заседаний часы, они гуляли вдвоем по паркам Лондона. Во время одной их таких прогулок Литвинов, редко предававшийся воспоминаниям, рассказал Майскому о первых шагах своей дипломатической деятельности. Майский записал рассказ Литвинова, дал ему затем прочитать эту запись. Литвинов сделал необходимые поправки, один экземпляр записи оставил у себя, другой передал Майскому, и этот документ навсегда остался ярким свидетельством тех дней.

«Итак, я стал полпредом, но у меня ничего не было: ни директив из Москвы, ни денег, ни людей! Излишне говорить, что у меня не было ни опыта, ни подготовки к дипломатической работе. Пришлось начинать буквально с пустого места.

Прежде всего необходимо было установить какой-либо контакт с Москвой. Я воспользовался возвращением в Советскую Россию одного из товарищей по эмиграции для того, чтобы отправить с ним в только что народившийся Народный комиссариат иностранных дел письмо с просьбой об инструкциях и деньгах. С тем же товарищем я послал в НКИД шифр, составленный мной с помощью одного из симпатизировавших нам служащих бывшей царской военно-закупочной миссии в Лондоне. До того шифра у НКИД со мной не было, и все сношения между нами велись клерными телеграммами. Посланный мной шифр в Москве был несколько переделан и в дальнейшем разослан для пользования всем полпредам. Когда, таким образом, была создана возможность шифрованной переписки между мной и НКИД, наши отношения несколько укрепились.