В те времена я услышал велосипедный анекдот и долго недоумевал, в чём же «соль», пока через несколько лет я орлёнком не поимел ласточку. Однако до этого события я смеялся над анекдотом вместе со всеми, не желая признаться, что я чего-то не понимаю в ебле (а я был уверен, что «соль» именно в ней). Итак…
Едет на велосипеде мужик. На улице стоит голая женщина и поднимает руку. Велосипедист останавливается и женщина просит её подвести. Он ей говорит:
– Садись на раму, подвезу.
Она садится, и он её довозит до нужного места. Она соскакивает с велосипеда и спрашивает мужика:
– А вы не заметили, что я голая?
А он отвечает:
– А вы не заметили, что велосипед – женский?
Всякий раз, собираясь кататься на велосипеде, приходилось зажимать бельевой защипкой правую брючину или просто заворачивать её к колену, чтобы она не попала в цепь. Велосипедные цепи того времени были исключительно хищными и питались не только тканью брюк и юбок, но и даже плотью под тканью.
Однажды на даче мы с папой шли домой из магазина и увидели парня, лежащего на земле с велосипедом на нём. Нога парня была в крови, и разорванная штанина застряла между цепью и шестерёнкой. Велосипед спал насытившимся зверем. Папа наклонился и изо всех сил провернул педалью заклинившую цепную передачу и кусок окровавленной материи выпал из зубов шестерёнки. Мы помогли парню подняться и довели его до дома.
В нынешнем моём велосипеде таких хищных повадок не наблюдается и вообще я не видел, чтобы американский велосипед покушался на людей. Обыкновенно происходит наоборот.
Мне по-прежнему лет 12, у меня ещё нет велосипеда. Я играю во дворе с мальчишками и вижу, что мой дедушка вошёл во двор с авоськой (для юных объясняю, что так называли плетёные верёвочные сетки, в которых носили продукты). Дедушка ходил в магазин и вот возвращался домой. Он мне помахал рукой, я что-то крикнул ему в ответ. Он уже был почти у входа в нашу парадную, как, откуда ни возьмись, выскочила на велосипеде девица: из-за большой скорости она не смогла круто повернуть и врезалась в моего дедушку. Он упал, не выпуская из руки авоську. Девица с велосипедом тоже упала, но тут же поднялась. Я ринулся к дедушке, он уже поднимался сам, вроде ничего не сломал. Он вошёл в парадную, а я рассвирепевший, подошёл к девице у велосипеда, которая стояла напуганная случившимся, ей было лет 16, высокая, неуклюжая – и влепил ей пощёчину. Не знаю, как меня на это угораздило – видно насмотрелся в кино про сильных мужчин. Дома у меня никогда рукоприкладства не было.
Девица заплакала, села на велосипед и уехала. Мне стало её нестерпимо жалко. В этот момент рядом оказался знаменитый во дворе антисемит – ему было лет двадцать, длинный, тощий, но о нём ходили слухи, что он избивал даже более сильных, чем он. Он сказал:
– Всех жидов так бы давить надо.
Я знал, что надо бы и ему врезать. Но понял, что физически с ним мне лучше не связываться и я лишь ответил:
– И русских не мешало б.
Мне до сих пор не понятно, почему он меня не избил, а повернулся и ушёл по своим делам.
Мне же потом было всякий раз ужасно стыдно, когда эта девица шла по двору. Она всегда отворачивала голову от меня. Я понимал, что она наехала на моего дедушку не нарочно, а, как говорится, не справилась с управлением. И мне было неприятно, что я ударил её, но подойти и извиниться у меня не нашлось сил да и догадливости. Но с другой стороны, я пытался себя оправдать свершённой местью за дедушку.
Единственно как бы я мог теперь свою совесть успокоить – это послать девице в подарок велосипед, в седле которого вделан мощный вибрирующий дилдо. Но скорее всего она давно уехала – ведь девочка еврейкой была. Да и девица старушкой стала и небось шурует у себя огромным дилдо причём без всякого женского велосипеда.
А я несусь на велосипеде с американским орлом мимо деревьев и усадеб и радуюсь, что я заехал так далеко на Запад.
О смехе над собой и над другими
В нашем классе были разнообразные хулиганы. Так Славка И. приносил иголку и если кто-то ему мешал, он, подойдя сзади, колол иглой в спину. Никто иглу не видел, но зато её чувствовали и этого Славку боялись. Были те, кто любил пристать и подраться. А вот Боря П. регулярно вылавливал гондон из Карповки, приносил в класс и надувал его в худосочный шар, тем самым смущая и возмущая учительниц и догадывающихся девочек. Мальчишки же от смеха падали под парты.
Я тоже считался хулиганом, но мои «хулиганские» поступки исходили не из жестокости и злобы, а из острейшего желания посмеяться. Причём цель была не вызвать смех у других (как это в детстве делали все комики), нет – я хотел прежде всего смеяться сам.