Однако основа наших притязаний состояла лишь в вечерних прогулках, которые нам казались чарующими и таинственными. «Девочка сердца» гуляла с двумя подружками по Кировскому проспекту. Наша четвёрка тоже собиралась в то же время в том же месте, и мы следовали за девочками на небольшом расстоянии, но не заговаривали с ними и к ним не приближались. Девочки оглядывались на нас и значительно хихикали. Эти гулянья по вечерним улицам, полным прохожих, были для нас чудом, но мы осознавали, что это ещё вовсе не «трль-та-та».
С тех пор через каждые несколько месяцев стихийно выбиралась одна девочка, в которую БЮМС вдруг влюблялись. То есть не было так, что один влюблён в одну, а другой – в другую, нет, появлялась звезда, которая притягивала к себе внимание всех. Но ненадолго – вскоре выбиралась другая девочка, и все мальчики в ней узнавали свою мечту.
Интересно то, что среди нас четверых не было никакой конкуренции или ревности. Мы одинаково далеко отстояли от Тани и от последовавших за ней девочек и одинаково не смели к ним приближаться ни вместе, ни поодиночке. Мы держались стаей, но не волков, а собачкоподобных волчат, и в этом была наша преданность идее.
Насколько нам Таня казалась тогда обворожительной и красивой, настолько же безразличной и даже непривлекательной увиделась она нам, когда на следующий год мы влюбились в другую девочку, которая на то время стала для нас олицетворением женского рода. До седьмого класса происходила смена наместниц великой идеи женственности: вдруг одна девочка становилась самой прекрасной для большинства мальчиков.
Наш БЮМС распался после четвёртого класса: Юра и Серёжа перешли в другие школы. А Боря и я стали уделять значительное внимание своей внешности и, в частности, причёске: Боря мазал волосы бриолином, но потом перешёл на более дорогую скляночку масла под названием
Потом была Тамара Г., затем девочка со странной фамилией Гаража, её я уже осмелился пригласить домой и поставить любимую пластинку – девочке песня не шибко понравилась (песня называлась
В седьмом классе я узнал, что и среди девочек были такие же групповые увлечения тем или иным мальчиком и что я был одним из них. Мне призналась в этом Наташа М., которая была в меня настолько влюблена, что ей прислышалось, будто у меня красивый певческий голос, хотя при моём отвратительном слухе я никогда не пел при свидетелях, разве что на уроке пения, где было не отвертеться. Наташа мне совершенно не нравилась и как я теперь понимаю – зря. Она давала мне понять, что хочет со мной побыть наедине, а к тому же у неё была большая грудь и не менее большой зад под тонкой талией. Теперь-то я воспринимаю это как вполне достаточные условия для «трль-та-та». Однако в отрочестве мои требования к самкам были романтически осложнены унылой неопытностью. Вот почему мне была так ненавистна отроческая невинность. Как было бы сказочно, если бы меня научила уму-разуму какая-нибудь училка, и тогда я бы стал достоин ожиданий созревших одноклассниц. Но такого счастья мне было не дано – до всего пришлось доходить самому методом тыка.
«Шипр»
Мой дедушка после бритья всегда «освежался» одеколоном
Напротив нашего дома на Кировском, 55 располагалась парикмахерская, в которой заведующим был курчавый еврей, смахивающий на Пушкина. Тогда только наступала пора электрических стригущих машинок и во всей парикмахерской только у него была одна. Сидя в очереди, я мечтал попасть к заведующему, под чудо техники.