Максимализмы (сборник)

Я завтра хочу поехать в Париж! —Надоели города-сухари!А вчера мне друг предложил пари,что я никогда не побываю в Африке на сафари.Он в выигрыше своём был уверен,и почему – я понял,потому что мне выйти за дверитяжелей, чем канадцу махнуть в Японию.Не страшна идеологии чуждой пасть —как не проклясть буржуАзию?

Из-за неё я так и не смогу попастьни в Америку, ни в Малазию!А зачем мне Франция, когда есть Урал,Сибирь, в Карпатах пастушьи свирели.Куда я рвался, чего орал? —ведь живу в большом, привольном вольере.Но одно из счастий в жизни – глазеть,и только обидно, что на моё гореот Колизея мне остаётся кинотеатр Колизей,а от Америки – Американские русские горы.

Пусть мне Богом понять не дано,что оседлая жизнь экономит ботинки.Но смотреть на Нью-Йорк в кино,всё равно, что женитьсяна порнографической картинке.Вопрос о родине я не замял.Наша родина – Земля!Если в космос полетим —вот где космополитизм.Обратная сторона Луны меня злит —

мне плевать, что там – море иль кратер —когда я обратную сторону Землизнаю всего лишь по карте!Все старые доводы я расплескали пришёл к тому, что Земля – плоска!Сидя на месте, как глазами ни шарь,не найти доказательств, что Земля – шар.Когда в сетях границ опутал шею свою,то глобусы, книги – всё надувательство!Кругосветное путешествие —

вот округлости доказательство!1966

После вручения призов Горбовский, уже опустошив бутыль, смачно и со слезой читал свои живые стихи.

Не помню, каков был подарок Кривулину за первое место. А мне за второе вручили тяжёлый бронзовый бюст юного Пушкина, сидевшего в состоянии задумчивого вдохновения над листом бумаги. В руке он держал перо, а глаза были устремлены в будущее. Подготавливая к изданию «Тайные записки» Пушкина, я понял, что и это не было случайным.

Однако тогда я был недоволен вторым местом, взял Пушкина за голову и небрежно понёс к своему столику. Сексапильная девушка, проходя мимо моего столика, остановилась и сделала мне комплимент по поводу моих стихов и бюста Пушкина. Я усмехнулся и сказал «спасибо». И это тоже было неслучайным, так как у нас с этой девушкой потом завёлся многотомный роман.

Почти на каждом поэтическом вечере поэзии на сцену выходил пьяненький поэт Овчинников и читал одно и то же стихотворение, которое кончалось так:

Газеты! Газеты! Газеты!Несите газеты в клозеты!

Тогда такой призыв звучал зело антисоветски, и всякий раз после этих строчек по кафе проходил гул – все думали, что сейчас его заметут люди в штатском. Но его не заметали, он исправно появлялся на следующем поэтическом вечере и так же зычно читал тот же крамольный стих.

Однажды Дима предложил съездить в Комарово к Ахматовой. Я тогда даже не шибко представлял, что она ещё жива и не понимал, как это взять и приехать без приглашения, но я решил довериться Диме. Он говорил, что к Ахматовой ездят многие поэты. Он, наверно, имел в виду Бродского и его окружение. Но я тогда ничего не знал ни о Бродском ни уж тем более о его окружении. Однако именно в то время Ахматова заболела и вскоре умерла. Так что всё к лучшему, а то бы пришлось не только с Кривулиным, но и с Бродским конкурировать.