— А Сашка-то мой, вот же пострел и неслух, в партизаны подался, — после непродолжительного молчания заговорил Журба. — Когда немцы стали подходить к нашей станице, я отправил скот в эвакуацию в закавказские предгорья. А свиней на ферме всех перестреляли, их в эвакуацию нельзя, по дороге подохнут. Колхозницам сказал: «Бабы, свежуйте, пока немец не пришел. Сало снимайте, солите и прячьте подальше». Жинку и Сашу отправил вместе с пастухами, что скот погнали в горы. Сам пошел в военкомат. А через месяц, когда наша бригада дралась под Туапсе, встречаю знакомого партизана. Инструктором в нашем райкоме партии был. Говорит: «А твой Александр в нашем отряде». Немецкий автомат, стервец, носит на шее. Каково? Эх, жаль, что так и не довелось свидеться.
Он тяжело вздохнул и опять закрыл глаза. Валя не стала тревожить его вопросами, а молча смотрела на него. Неожиданно для нее по его телу прошла дрожь, он стиснул зубы, сдвинул темные брови.
«Неужели?» — всполошилась она, не зная, что делать.
Она отвернула голову, чтобы не видеть, как молча, без стона, борется с болью лейтенант.
В это время из галереи раздался басовитый голос:
— Сюда, что ли?
Она обернулась и чуть не обмерла от испуга. В палате стоял высокий, почти до самого потолка, полковник, с черной бородой, мохнатыми бровями, сросшимися на переносице, с палкой в руке. В невысокой палате и при слабом освещении он казался неестественно громадным. Голос у Вали пропал, она только вскочила с табуретки и замерла, втянув голову в плечи.
Полковник подошел к топчану, посмотрел на Журбу и повернулся к Вале, спросил:
— Он без сознания?
— Н-не знаю, — с запинкой ответила она, все еще не в силах преодолеть свое оцепенение. Ей даже показалось, что это в палату пожаловал сам демон за душой лейтенанта. Она, конечно, неверующая, но все же…
Журба открыл глаза и глубоко вздохнул.
— Товарищ полковник, — тихо произнес он, — видите, как…
— Вижу, вижу, земляк, — сказал полковник. — Пришел вот проведать тебя перед… — он споткнулся и смущенно кашлянул.
— Перед смертью, — договорил Журба. — Нечего скрывать, я все знаю. Спасибо, что пришли.
— Ну, раз знаешь, дай поцелую тебя.
Полковник встал на одно колено, левой рукой обнял его за плечо и поцеловал сначала в лоб, потом в губы. Встав, сказал:
— А о семье твоей побеспокоюсь. Как коммунист коммунисту говорю. Сына помогу воспитать. Будет агрономом, как ты хотел. Конец войны не за горами.
Он гулко кашлянул, свел брови и почему-то сердито посмотрел на Валю. Она потупилась, взволнованная сценой прощания командира бригады со своим офицером. Ей не хотелось, чтобы полковник говорил Журбе слова утешения. Это будет звучать фальшиво, да и Журба воспримет такие слова с досадой. Но полковник не сказал таких слов. Он встал по стойке «смирно», отдал честь лежащему офицеру, а потом произнес:
— Прости, что не могу дольше побыть около тебя. На передовой неспокойно. Я должен быть на НП. Прощай.
Круто повернулся и зашагал к выходу. Уже в дверях окликнул Валю:
— Иди-ка сюда, сестрица.
Когда она подошла, сказал:
— Вот что, сестричка. Твое начальство спит, я не стал тревожить. Скажешь начальнику госпиталя, чтобы меня известили о смерти Журбы. Пришлю автоматчиков салют сделать на могиле. А тебе наказ: будь с ним ласкова. Он славно воевал, был командиром взвода автоматчиков. В последнем бою двадцать фашистов лично спровадил на тот свет, а может, и больше — никто точного подсчета не вел. А до войны он был председателем передового на Кубани колхоза в станице Старо-Украинской. В тридцатом году организовал его и бессменно председательствовал. Его кулаки убивали… Поняла, что за человек умирает на твоих глазах?
Валя молчала. Он положил руку ей на голову, потрепал волосы.
— Да сама нюни не распускай. Не вводи человека в тоску. Ему и без того тошно. Знаю, и тебе тяжко смотреть на него. Но перетерпи. Смотри, как умирает настоящий коммунист.
Он ушел, а Валя вернулась и села на табуретку. Журба лежал недвижимо, закрыв глаза. Грудь его тяжело вздымалась.
Журба думал. Ему вспомнилось, как полмесяца назад в роту автоматчиков приходили командир бригады полковник Горпищенко и его заместитель по политчасти подполковник Молчанов. Подполковник был на голову ниже Горпищенко, стройный, красивый. Он спросил Журбу:
— Верно ли, что вы были председателем колхоза на Кубани?
Журба подтвердил. Горпищенко оживился.
— Земляк, значит. А я казак с Пашковской станицы.;
И уже деловито заявил:
— Нечего тебе тут делать в роте автоматчиков. Возраст для автоматчиков великоват, да и председателю колхоза должность командира взвода неподходящая. Пойдешь в распоряжение моего заместителя по тылу. Сюда пришлю офицера помоложе. Договорились?
Журба замялся.
— Неудобно как-то. Тут я вроде на месте.
— Не хочешь? — удивился полковник.
— Откровенно говоря, нет.
— Почему же?
— Из идейных соображений, — улыбнулся Журба.
— Как понимать твои соображения?