МАЛАЯ ЗЕМЛЯ

— Воронкин! Воронкин! — услышал лейтенант в наушники. — Передай своему Куникову — через десять минут будем делать из вас отбивную. А тебя превратим в бифштекс.

Неужели это говорят с «рамы»? Лейтенант с иронией подумал: «Какая широкая популярность».

Он засек время. Немцы аккуратны. Надо предупредить Куникова. Воронкин послал в штаб автоматчика.

— Бегом, обязательно бегом, — строго наказал ему лейтенант, — иначе…

Ровно через десять минут послышался сильный гул. Летели бомбардировщики.

— Не подвели, — пытался улыбнуться Воронкин, ощущая дрожь под коленями.

Почему начало дрожать именно под коленями? Сейчас лейтенант не задумывался над этим, подумал значительно позже, вечером.

Кудий побелел, но позы у рации не изменил.

— Может, спустимся на первый этаж или в подвал? — сказал ему Воронкин.

— Как прикажете, — отозвался тот.

— Заверни рацию в плащ-палатку и кубарем вниз, — распорядился Воронкин.

Едва успел радист исчезнуть в лазе чердака, как на земле начали рваться первые бомбы. Сколько их разорвалось? Лейтенант, прижимаясь к дымоходу, досчитал до пятидесяти, и тут взрывы бомб перемешались с взрывами сотен снарядов. Вся Станичка, рыбзавод окутались дымом. Землю лихорадило, она содрогалась, как от боли. Лейтенант, обняв трубу, лежал с открытым ртом, словно рыба, вынутая из воды.

Одна бомба разорвалась совсем близко. Из окон вылетели рамы, весь дом задрожал.

«Хотя бы рация уцелела», — пронеслось в голове Воронкина.

Самолеты кружили над Станичкой, как показалось лейтенанту, долго, невыносимо долго. В ушах гудело. Во рту был противный вкус от пыли, известки и еще чего-то. «И не раз будут бомбить», — тоскливо подумал он, пытаясь закурить лежа.

Когда самолеты улетели, Воронкин поднялся, отряхнул с себя пыль и огляделся.

— Ого! Сколько домов как корова слизала! — вырвалось у него горестное восклицание.

И все же он радостно вздохнул. Жив! Черт с ним, что будет потом! Важно, что сейчас уцелел. И Кудий, и ребята, и рация целы.

Артиллерийский обстрел продолжался. Но это, по мнению лейтенанта, было не так опасно. Воронкин осмотрел свой дом. Угол был отбит, полкрыши завалилось. И весь он как-то скособочился, словно солдат, схватившийся за рану в боку.

— Давай, Кудий, подниматься! — крикнул вниз лейтенант. — Наш пост вроде бы уцелел.

Кудий взобрался на чердак.

Через несколько минут он доложил:

— Вас вызывает Мунин.

— Ну как, Воронкин, жив? — послышался голос.

— Цел и невредим, — подтвердил Воронкин.

— Тебе повезло. Налет был сильный, более тридцати самолетов бомбили. Интересно, где ты расположился, что уцелел?

— Что ты все выпытываешь?

— Да просто так. Любопытство артиллериста. Николай, хочу тебе сказать вот что. Положение у вас тяжелое. В случае чего, перебирайся через мыс Любви на береговую батарею в порту.

— Учту.

«Там же немцы. Соображает он что-нибудь?» — тут же подумал Воронкин.

Вражеская артиллерия прекратила обстрел. И сразу со всех сторон закопошились немцы, показались танки.

«Теперь мой черед», — решил Воронкин и стал вызывать огонь на окаймление.

Какой бы ни был сильный обстрел, а пехота все равно где-то просочится. Гитлеровцы сумели пробиться на Азовскую улицу. Там опять закипел бой. Длился он довольно долго. Тут дрались за каждый дом, за каждый метр земли.

Завязались вновь рукопашные схватки около кладбища и у Лагерного поселка.

«Много ли наших осталось?» — встревожился Воронкин, прислушиваясь к шуму боевых схваток.

Он дал сигнал боевого окаймления.

Весь день земля дрожала, как при землетрясении. Дома рушились, как карточные. Воздух был насыщен дымом, пылью, гарью. Уже не было слышно отдельных разрывов бомб, снарядов, мин, гранат. Все слилось в сплошной гул, от которого звенело в ушах.

Казалось бы, этот ураган огня и металла должен смести, уничтожить все живое.

Но настала ночь, бой затих — и откуда-то из развалин, щелей вылезли моряки. Оглушенные и измазанные, усталые и окоченевшие от холода, но гордые и непримиримые, готовые опять в драку. Облегченно вздохнули и с наслаждением закурили. Курили на этот раз не спеша, со смаком, молча, кто поругивая гадов-гитлеровцев, а кое-кто с соленой морской шуткой.

Ночью Воронкин опять пошел к Куникову.

На этот раз командир отряда был более оживлен, чем в прошлую ночь. В его черных глазах опять появился блеск.

— Представляешь, — сказал он Воронкину, — у нас столько трофейных орудий, что решили создать собственный дизизион. Снарядов хватает. Поставили на прямую наводку. Что скажешь, Николай от артиллерии?

— Здорово! — откровенно восхитился лейтенант. — Кто же его возглавит?

— Подберем до утра. У Катанова есть кое-какие соображения. Рассказывай, как твои дела? Рация цела? Дом не завалился? Уж не заворожил ли ты его от бомб и снарядов? Ну, раз у тебя все в порядке, смотри сюда на карту. Мы не только удержались, но и улучшили свои позиции. Вот тут и тут выдвинулись вперед и закрепились. Проследи, чтобы наши снаряды сюда не падали. А то получится — бей своих, чтобы чужие боялись. В трехэтажной школе находятся немецкие корректировщики. Передай своим, чтобы подавили.

— Напрасно отдали ее! — заметил лейтенант.