МАЛАЯ ЗЕМЛЯ

Задав этот вопрос, Воронкин вдруг почувствовал, как дорог и близок стал ему этот майор, весь его отряд отважных ребят. Спазма перехватила горло, а глаза застлала влажная пелена. Столько перенести вместе — и вдруг расстаться, навсегда, может быть! Черт возьми, сколько в человеческой жизни несуразного!

Куников внимательно, чуть склонив голову, посмотрел на лейтенанта, а потом почти торжественно сказал:

— Передай от всех живых и погибших моряков нашу глубокую благодарность. А тебе, Коля, когда возьмем Новороссийск, мы поставим памятник из осколков артиллерийских снарядов. Этим мы, морские пехотинцы, выразим высшую благодарность береговой артиллерии.

Он протянул ему руку на прощанье и уже весело сказал:

— Встретимся еще, Николай от артиллерии. Фронтовые дороги велики, но часто и сталкиваются. До встречи!

4

Но больше им встретиться не довелось. Через несколько дней Куников был смертельно ранен на Суджукской косе. В бессознательном состоянии его отправили в Геленджик, и там он, не приходя в сознание, скончался.

С опущенной головой возвращался Воронкин в Геленджик. Много он потерял товарищей, но эта утрата была для него самой тяжелой. Что-то словно оборвалось в груди, какая-то пустота образовалась вокруг. Несколько дней лейтенант ходил, как потерянный, утратив свою обычную веселость. Он брал гитару, уединялся и пел под грустный аккомпанемент одну и ту же песню: «О чем ты тоскуешь, товарищ моряк».

В таком настроении его однажды вызвали в СМЕРШ.

Воронкин недоумевал, зачем он понадобился чекистам.

Комната, в которой он оказался, была очень просторной. Стены и потолок выкрашены в розовый цвет, а окна задрапированы чем-то темным. У одной стены стоял кожаный диван. Его наполовину скрывал темный занавес, спускавшийся с потолка. Посредине комнаты — полированный стол. За ним сидел пожилой капитан.

Воронкин доложил о своем прибытии.

Капитан поднял на него глаза. Они были у него голубые, усталые.

— Садитесь.

Голос у него оказался басовитым, хотя внешность его была не очень внушительная — сутулый и узкоплечий.

Лейтенант сел на черный стул и вопросительно посмотрел на следователя.

— Вы Мунина знаете? — спросил капитан.

— Знал.

— По рации с ним переговаривались?

Капитан подвинул ему бумагу и ручку.

— Напишите все, что знаете о нем. Можете курить.

Когда Воронкин закончил писать, капитан сказал:

— Теперь садитесь на диван и задерните занавеску, И никаких признаков присутствия.

«Что бы это значило?» — с недоумением подумал лейтенант.

Капитан приоткрыл дверь и кому-то отдал распоряжение. Вскоре в комнату ввели человека. Капитан пригласил его присесть. Несколько мгновений стояла тишина.

— Что вы знаете о Воронкине? — спросил капитан.

— Я уже говорил.

Лейтенант невольно вздрогнул. Кто бы это мог быть? Голос вроде незнакомый, сиплый, приглушенный. Зачем капитан посадил его за занавес, лишив возможности взглянуть на говорившего?

— Прошу повторить.

— Воронкин был у нас командиром отделения в училище. Веселый и беспечный по натуре, любил петь цыганские песни. С дисциплиной у него было не очень-то…

Это же Мунин, черт бы его побрал! Но как он оказался тут? Воронкина так и подмывало отдернуть занавеску.

— Значит, не очень-то…

— Не то, чтобы… — замялся Мунин. — Злостных нарушений не было, но вообще…

Он замолчал. Несколько мгновений молчал и капитан. Слышался только шорох перебираемых им бумаг. Потом капитан чиркнул спичкой и почему-то полушепотом спросил:

— Вам была поставлена задача уничтожить его корректировочный пост?

— Нет, — торопливо ответил Мунин. — Я должен был уточнить местонахождение Воронкина, а уничтожить его поручалось авиации и артиллерии. Кроме того, послали несколько власовцев через линию обороны, чтобы разыскать наблюдательный пункт Воронкина и уничтожить. Была обещана большая награда.

— А почему так высоко оценили голову Воронкина?

— Он нанес большой ущерб немецкой армии. Уничтожено много солдат, танков, орудий. Если бы не артиллерия, огонь которой наводил Воронкин, десант давно сбросили бы в море.

— Воронкин открыл вам свое местонахождение?

— Обманул…

— Как вы оказались у немцев?

Теперь в голосе капитана слышались негодующие нотки.

Казалось, он сдерживает себя, чтобы не рявкнуть во всю силу своей глотки.

— Я служил заместителем командира батареи в Новороссийском порту. Когда немцы заняли город, я остался там.

— Почему?

— Я… обманут был… потерял веру…

— У немцев вы командовали батареей?

— Да.

— Из наших орудий стреляли по нас?

— Да.

— На нашу сторону вас перебросили с заданием?

— Я оказался плохим разведчиком. Мне ничего не удалось сделать.

Капитан встал, отдернул занавеску.

— Выходи, товарищ Воронкин.

Лейтенант подошел к столу. Мунин бросил на него взгляд исподлобья, сжался и опустил голову.

— Узнаете своего бывшего друга?

— Волк ему друг, — со злостью бросил Воронкин. — В морду хочется дать. Вот если бы встретил его там…

— Встретиться больше не придется, — усмехнулся капитан.

Моросил холодный дождь. Воронкин не обращал на него внимания, а шел и шел, не зная куда. Шел, чтобы привести в порядок свои мысли, обрести душевное равновесие.