МАЛАЯ ЗЕМЛЯ

Бомбы и снаряды разворотили траншеи, местами пришлось переползать и перебегать.

Березский остановился у развилки траншеи. Сел сам и усадил остальных.

— Итак, ты в третью роту, — сказал он Кривошеину. — Как доберешься, пришлешь связного и сообщение о положении в роте.

— Есть, — коротко отозвался Кривошеин и хотел идти, но Березский остановил его: — Постой-ка, Алеша, что-то скажу.

Он хотел сказать ему еще о том, что бой будет серьезный, что отступать некуда, надо драться до конца. Но слова как-то застряли в горле. Он посмотрел на сосредоточенное, красивое лицо лейтенанта, на его открытые, светлые глаза и вдруг подумал, что, может быть, разговаривает с ним в последний раз.

— Алеша, — тихо сказал он, — попрощаемся на всякий случай.

У Кривошеина дрогнули губы.

— На всякий случай не мешает, — пробормотал он, стараясь скрыть волнение беспечной улыбкой.

Они обнялись, расцеловались.

Березский облизнул сухие губы и, хмуря запыленные брови, крикнул ему вслед:

— Помни, отступать некуда! Устрой полундру!

В этой стрелковой бригаде не было моряков. Но грозный клич морских пехотинцев стал общим для всех малоземельцев.

Повернувшись к Селезневу, Березский сказал:

— А вы идите в первую роту. Там замполит. Но он в военном деле не очень искушен. Помогайте командиру роты. Если выйдет из строя, возьмите командование на себя. Пришлете мне связного.

Он обнял и его.

— Ой, товарищ комбат, — покачал головой Селезнев, — нехорошая то примета, когда прощаются, словно навеки расстаются.

— Не будем суеверными, Иван Павлович.

Неожиданно застрекотали пулеметы, и Березский вскочил:

— Бегом в роты! Кучеров, за мной!

3

Бойцы лежали на дне окопов и в «лисьих норах». 1 Только наблюдатели стояли на своих постах, прижавшись к углам окопов. Их лица и одежда были серы от пыли, глаза воспалены.

Огненный смерч не затихал. По земле стлался удушливый дым. Снаряды с воем и визгом разворачивали стрелковые ячейки, блиндажи, окопы…

Яков Лемешко и Василий Бурханов, солдаты второго взвода, лежали в «лисьей норе», тесно прижавшись друг к другу.

— Вот дают огонька фрицы! — рассуждал словоохотливый Лемешко. — Дюже хочется им в море сбросить нас. Говорят, ихний генерал дал клятву и кровью на ней расписался, что ликвидирует Малую землю.

— Он умоется своей поганой кровью, — мрачно процедил сквозь зубы Бурханов.

— А еще говорят, — продолжал Лемешко, — этот фашистский генерал хочет выслужиться перед Гитлером. В апреле у фюрера вроде день рождения… Ну, генерал хочет сбросить нас в море ему в подарок.

Бурханов с досадой проворчал, стараясь вытянуть онемевшие ноги.

— Заткнись ты с разговорами… Мы сами устроим Гитлеру подарок. Да такой, что от него он корчиться будет…

— То так. Есть такая украинская присказка: «Пишов я на охоту, вбыв ведмедя, обдер лысыцю, прынис до дому зайця, маты заризала качку, наварылы киселю». Так и Гитлер с генералом. Набрешут, что русского ведмедя убили, а расхлебывать кисель будут… Зараз кончился их праздник, будет горькое похмелье.

Отводя душу разговорами, Лемешко в то же время интересовался тем, что происходит наверху. Он высунул голову, оглянулся. Бурханов толкнул его:

— Чего зря шапку под осколки подставляешь? Лежи!

— Те гадюки ракеты пускают, — объяснил Лемешко.

— Тогда вылазь, — сразу заторопился Бурханов, обтирая полой шинели автомат, засовывая в карманы гранаты и запалы.

На мгновение артиллерийская стрельба затихла. Послышалась команда: приготовиться к отражению атаки! В сизом тумане были видны цепи немцев. Они бежали согнувшись, спотыкаясь на неровной почве, и что-то кричали.

Бурханов деловито разложил гранаты, вставил в них запалы, проверил автомат, запасные диски и в ожидании Прижался плечом к брустверу.

— Бурханов, — услышал он голос командира взвода, — будешь командовать отделением!

На дне развороченного окопа лежало несколько полузасыпанных трупов. Среди них Бурханов узнал своего командира отделения сержанта Чулкова, Он стиснул зубы и отвернулся.

«Ну, гады, сделаем мы вам подарочек ко Дню рождения вашего фюрера. Сделаем!»

Прищурив черные глаза, Лемешко смотрел на приближающихся немцев. Страха он не испытывал, страх прошел давно, еще в начале войны. Ему не терпелось сразу открыть огонь из автомата. Но команды не было, и напряжение росло. «Побачила б моя Горпына, що тут робыться, помэрла б со страху», — подумал он.

Наконец раздалась долгожданная команда.

— Огонь!

Первая цепь гитлеровцев быстро поредела, прошитая пулеметными и автоматными пулями. Но тут же выросла вторая, за ней виднелась третья, четвертая.

— Стрелять с толком, прицельно! — раздался спокойный голос Березского.

Он прибежал в роту как раз в тот момент, когда гитлеровцы перешли в атаку. Командир роты и его заместитель были тяжело ранены. Блиндажи и стрелковые ячейки разворочены, половина роты вышла из строя во время бомбежки и артиллерийского обстрела. «Неужели сомнут?» — с тревогой подумал капитан, но тут же отогнал эту мысль.

Капитан не сводил глаз с атакующих врагов, прислушиваясь к тому, что делалось в соседних ротах. Связных оттуда не было.